почёт. Правда, сам думный боярин Яков Захарьев к столу не вышел, чтобы не перебарщивать с
оказанной честью и не разводить сплетен на пустом месте.
Сына Яков Захарьевич обожал, и если Дунькина затея с деревянной ногой заставит Петьку
наново полюбить жизнь, то он сумеет отблагодарить девочку, а пока того довольно, что её жена
потчует, да и отец с лежанки слез, чтобы послушать малявку.
И старый Кошкин действительно внимательно слушал, что говорит дитя. До деревяшки
вместо ноги они без неё догадались, да не знали, как парню предложить это.
Малявка же сразу заговорила о ноге, как о решённом деле и лишь обратила внимание на
множество мелочей, которые следует учесть при её изготовлении, но и до этого догадались бы
без неё.
Но её отношение к Петькиной беде поражало старика. Она же как своим детским умишком
рассудила? Нет ноги? Ну и что? Возьми и сделай! Нога всего лишь опора, а ты страдаешь, как
будто раньше деньгу ею печатал. Вот у неё зуб выпал, так пока новый на замену не вырос, есть
не могла, язык прикусывала, и он пух. Все думали, что она умрёт в мучениях или от голода.
Поистине устами младенца услышишь истину!
И вот, наболтав уже без всякого стеснения с три короба, малявка вдруг выдала, что не смеет
советовать. Да она тут рта не закрывала, сыпля советами и даже пряник остался лежать
нетронутым!
— Ох, Дуняша, — вытирая слёзы, простонала Евпраксия Елизаровна, — что же ты сказать
хотела? Говори уж, чего теперь стесняться…
— Видела я, как знахарка Катерина нашему холопу Гришке остановила высыхание руки. Она
говорила, что причин тому много может быть, и не все можно вылечить, но Гришке помогла.
Он теперь меня к вам провожает и у него самого можно спросить, что Катерина делала. И он
знает, где она живет.
— Ишь ты… Катерина, — хмыкнула боярыня, намекая на уважительно произнесенное имя
знахарки. Дуня потупилась. Ей не раз пеняли, что обращаться к нижестоящим новгородским
обычаем невместно. Не Григорий, а Гришка надо говорить, не Катерина, а Катька и сама она
для вышестоящих не Евдокия, а Дунька. Девочка согласно кивала и пыталась соответствовать, но иногда забывалась, что пока по её возрасту ей прощали. Вот и сейчас.
Боярыня переглянулась со свёкром и кивнула ключнице. Та метнулась за дверь и, как
подозревала Дуня, чтобы расспросить Григория.
Уже позже она узнала, что молодого боярича лечил иноземный лекарь, что ходил ещё за
отцом великого князя. Правда, не он резал ногу Петру и паковал в лубки руку. Иноземец уже
дома только проверял, не загнила ли нога и давал мазать рубец чем-то, а замотанную
неподвижную руку только нюхал и рекомендовал не трогать. А через несколько месяцев Петру
надоело, и он сам сорвал обмотки с лубками, за что получил нагоняй от княжеского лекаря.
Катерина прямо лицом каменела, когда слышала об этом лекаре — и Дуня была согласна с
нею. Слов было много, а сказать ничего нельзя. Мама говорила, что прошлый великий князь, который Василий Тёмный, сильно кашлял, а лечили его возжиганиями на ТЕЛЕ сухой травы, отчего случились ожоги и загнили.
Князь умер от гангрены!*
И что тут можно сказать о самом лекаре, о тех, кто смотрел на садистский метод лечения и
терпящем страшную боль князе? Но об этом Дуняша узнала после, а пока боярыня Кошкина
повелела собрать маленькой гостье корзину сладостей и с улыбкой лично проводила её.
Дома Дуне пришлось несколько раз рассказывать, что с ней случилось. Любаша испугалась, когда её маленькую хозяйку позвали за стол у Кошкиных. Она-то не сразу поняла, что
происходит, но вот боярские слуги как с ума посходили и строили разные догадки о
происходящем.
Всю обратную дорогу девушка рассматривала Дуняшу, не смея расспрашивать, но
переживая, а дома бухнулась Милославе в ноги и всё рассказала… А потом ещё Гришка
добавил, что его пытали насчёт лекарки Катерины. Ну а дальше пришлось Дуне отдуваться. Вот
так, ещё ничего не было сделано, а шум в боярской среде поднялся на всю Москву!..
На фоне суеты, поднявшейся вокруг Дуни, Машин визит в кремлевский терем остался
незаметным. Уже вечером Дуняша стала расспрашивать сестру о том, что Машенька там видела
и как её приняли, но девочка только разочарованно махнула рукой:
— Неинтересно, — буркнула она и попросила вновь рассказать, как Дуню посадили за стол и
что она говорила.