— Это князь так сказал? — влезла ключница.
Еремей посмотрел на неё: мол, ты-то куда лезешь, но решил не связываться с бабьём и ответил шуткой:
— Вижу, говорит, тесновато Евдокиюшке в Москве! Пусть в Новгороде плечики свои расправит.
— Ох, боязно мне, — Милослава прижала руки к груди. — Не усидит Дунька за боярыней, обязательно вылезет со своей инициативой!
— Не каркала бы ты! — посоветовал ей Еремей, собираясь прекратить затянувшийся разговор, но Милослава неожиданно вскинулась:
— Вы там с князем совсем того! — она покрутила кистями возле головы, на что-то намекая опешившему свекру. — Никого не жалеете!
Он нахмурился, пытаясь догадаться кого должно жалеть, а потом дошло и он облегченно выдохнул.
— Да чего им будет? Новгородцы ко всему привычные! — небрежно бросил он. — Нашла кого жалеть!
Но невестка одарила его гневным взглядом, да ещё кулаки сжала, а ключница вдруг налетела на него коршуном и давай лупить по спине зажатым в руке рушником, еле успел прикрыться. Переждал особо ярый порыв взбешенной бабы и взревел:
— Ах ты, злыдня! Сдурела? Кормильца свого лупить?!
— Боярыня тебе, ироду бессердечному, про свою кровиночку говорит, что не жалеете вы с князем её, а ты о долбежниках думаешь! — выплюнула ему в лицо Василиса и обмякнув, плюхнулась на скамью, завыв и закрывая лицо злосчастным рушником.
— А-а, ну так я… Ц-ц! — Еремей раздосадовано цокнул языком и отвернулся.
Нехорошо получилось. Но бабы-то — чисто звери! Особливо Васька. Не нашелся в её молодости молодец, что объездил бы, вот и бесится на старости лет, а Еремею муки из-за неё терпеть. Он тяжко вздохнул, перекрестился, надеясь, что всё зачтется ему.
В горнице стало тихо. Посидели, думая о Дуне, повздыхали. Никакого порядка в головах, когда думы о ней текут. Никогда не поймешь, радоваться надо или огорчаться, ратовать или прятаться.
— А мне можно с Дусей поехать? — раздался звонкий Мотин голос.
— Да куда ж она без тебя? — буркнула Василиса и боярин с боярыней согласно кивнули.
***
Гаврила бродил по Москве, слушая разговоры горожан и надеясь случайно встретить боярышню Евдокию. Ух, как он ругал себя, когда сообразил, что не дал понять девчонке, что его отец Афанасий Злато, а мачеха Светлана.
Ходил за боярышней, делал всё, что она говорила — и ничего не видел, окромя её, а потом вдруг оказалось, что больше нету у него никаких дел в Кремле. Всё сделано и никому ничего подносить не пришлось!
Гаврила подумал было, что боярышня Евдокия узнала его, поэтому помогла, но быстро сообразил, что ошибся и окончательно растерялся. Надо было завести разговор, обсказать о жизни мачехи и сестрёнки. Боярышне это интересно бы стало, а он словно онемел. Теперь увидеть бы, объяснить, что он не чужой…
— Чего только не продают нынче, — вырвал Гаврилу из дум его дядька. — На рынке бабу видел, которая сторонним мужам портки шьёт. Срам какой! Неужто пред нею раздеваются?
— Если вдовая, так может и ничё, — нейтрально ответил боярич.
— Ничё хорошего! — упёрся дядька и вопросительно посмотрел на своего подопечного.
Вчера парню повезло и его без очередей вписали в книгу, так он всё одно весь оставшийся день шастал по Кремлю, выискивая нечаянную помощницу. И ведь знает, кто такая, так пойди к дому, объявись, поклонись! Но нет! Нынче молодежь простых путей не ищет. Невольно взгляд пестуна поднялся вверх, и рука сама потянулась перекреститься.
— Люди, чегось это деется? — просипел он. — В небе знамение… — чуть громче получилось сказать. — Смотрите, православные… там… там… не пойму, чё там…
Люди смотрели на него, прислушивались к его бормотанию, а когда кто-то разобрал, то начались смешки:
— О, деревня! — радостно раздалось с разных сторон. — Откуда такого дикого к нам принесло?
— Нежто за Москвой не умеют облака взбивать и подвешивать корзины к ним? — загоготал какой-то шутник
— Какие облака? — не поняв, переспросил Гаврилин дядька.
— Знамо какие, самые пушистые! — разошёлся шутник. — Вон маковки наших церквей видал? Золотом сияют, так мы подманиваем нужные нам облака и того этого… взбиваем, да корзинки со смелыми людишками подвешиваем!
— Чего городишь? — осадил насмешника молодой мастеровой. — Не слушай этого балабола воин. То не облака, а стая лебедей. Просто они высоко и тебе кажутся облаком. Вот опустятся на землю, начнут шуметь, сразу увидишь, что…
— Что это гуси! — выкрикнул другой горожанин и все вместе заржали.