— Да не так уж много, — вздохнул Феодосий.
— И всё же, — не стала спорить Дуня. — Помимо этого по два-три учебника в любом случае надо раздать остальным монастырям княжества и в приходы отослать. Вдруг там кто-то увлечётся и попробует самостоятельно учиться. А так, считайте, каждый год в группы будут набирать новеньких и всем им надо дать по пособию. За год-другой всё раздадим, а потом хорошо бы взять в печать дополненное пособие и всех учеников созвать на обмен опытом.
— Красиво и ладно ты говоришь, — вздохнул старец. — Хватило бы сил всё сделать. Я с твоими идеями ожил, но годы берут своё.
— Я всё понимаю, — сочувствующе произнесла Дуня. — Но ведь Владыко Филипп продолжит идею создания лечебниц при монастырях? Мы же говорили, что это первый шаг, а следующим будет открытие церковью лечебниц в городах.
Феодосий тяжело вздохнул и промокнул по-старчески слезящиеся глаза. Он недавно узнал, что главе московской церкви Филиппу осталось недолго жить.
Как ни удивительно, но Феодосий первым забил тревогу, что их митрополит серьёзно болен. Болен, но никому ничего не говорит.
Позвали травников, следом пригласили лекарку Катерину, а она как кошка расшипелась, узнав, что Филипп носит под одеждой вериги. То тайна великая была, а она прознала на осмотре и давай выговаривать ему. Но сердилась она больше от безысходности. Вылечить его она не в силах, а от снятия боли он отказался наотрез.
Так что дел задумано много, а Глава церкви и главный соратник всего нового медленно умирает.
Кого выберут следующим митрополитом? Нельзя, чтобы преемник похоронил начавшиеся преобразования. Но о роящихся сомнениях в церковных верхах знать Евдокии не след, а потому Феодосий строго осадил её:
— То не тебе думать. Вот приняла бы постриг, тогда…
— Не готова, — надулась Дуня и обиженно отвернулась.
Об этом уже был разговор. Её за ближайшие десять лет продвинули бы на место настоятельницы или скорее всего дед взял бы и построил монастырь, который она возглавила бы.
Доронины не стали богатеями, но многие вложились бы в строительство. Вклады землями ныне строго запрещены, а подарки… как-то мелко, другое дело строить! Так что Дуня быстро стала бы самой молодой настоятельницей, но не хотела.
Старец осуждающе покачал головой, но настаивать не стал. Они ещё при первой встрече договорились не терять время на лишние слова и говорить только по делу.
— Читал я твои записи об обустройстве церковных школ для мирян. Сделать сие невозможно.
— А надо, — Дуня повернулась к нему и посмотрела в глаза.
— Надо, — согласился Феодосий.
— Не только людям, но и церкви, — попыталась надавить на него. — Я всё расписала об уважении, правильности взглядов, способности противостоять ереси.
Феодосий раздраженно поморщился. Он всё понимал и побольше боярышни, да только как признаешься ей, что грамотные священники в основном греки и учить они будут греческому. Замкнутый круг. Проповеди на греческом, учеба опять же будет завязана на этом же языке… а кому это надо?
— Пришлым нельзя отдавать детей на учебу. Хватит уже… — неожиданно резко произнес Феодосий.
Дуня непонимающе посмотрела на него. От неё ускользнула цепь рассуждений бывшего владыки. Но она всё же осторожно предложила:
— Начать обучение с одной группы, продвинуть лучших учеников, чтобы впоследствии они сами стали учителями. И такоже дальше поступать.
— На всех приходы не откроешь.
— А зачем из всех учителей делать священников? — искренне удивилась она. — Можно же нанимать их.
— Нанимать — значит платить!
Дуня резко выдохнула и возмущенно всплеснула руками, всем своим видом показывая осуждение, но промолчала.
— Ох и остра ты на язык, — усмехнулся старец, наблюдая за изменениями боярышни, а она забавно захлопала ресничками, но быстро поняла, что над ней подтрунивают.
— И всё же учить людей необходимо, — вернулась к болезненной для обоих теме Дуня. — И делать это надо организованно и повсеместно. Жизнь людей коротка и трудна, деды не успевают научить детей жить. Мастерство худо-бедно передают, а вот рассказать обо всех жизненных перипетиях не получается. Да и не умеют. Говорят что-то от случая к случаю, а мы потом удивляемся, как проходимцам удаётся обманывать людей, заставляя верить во всякую чушь. Горько видеть, как теряются взрослые жены и мужи, когда сталкиваются с бедой и даже не представляют, какие есть способы выхода из неё. Всё, что они делают, это начинают усерднее молиться.
— Дунька, — предостерегающе окликнул её Феодосий.