Боярышня Воеводина
Глава 1
Воет ветер, бросает в мелкие переплеты окошка пригоршни снега. Сквозь занесенные стеклышки слабо проникает дневной свет. Трещат на морозе стволы вековых деревьев. Задувает ветер в трубу русской печи, и бьется под его ледяным дыханием пламя на горящих дровах. И не верится, что уже первый месяц весны подходит к концу! Уже бы должны вовсю появляться проталины, набухать почки, начинать журчать ручьи, прилетать первые, ранние пташки. Но нет. Сковал север многострадальной Руси лютый мороз. Повалил снег, засыпал и леса, и поля, как будто гневается сама природа на своих непутевых детей, что никак не могут навести порядок на своей обширной земле. Какой год на Руси нет порядка. Топчут ее земли сапоги иноземцев. Вот и гневаются лесные духи, которые еще остались не изгнанные христовым светом. Хорошо в такую погоду тем, кто имеет крышу над головой, запас дров перед печкой, да теплую одежду на теле. Плохо, ох, плохо путникам в такую непогоду.
Но скрывающимся от ворогов людям такая метель на руку. Можно быть спокойным. Не сунется никто в глухие леса. Побоятся. Значит, можно спокойно ужинать и ложиться спать, не кладя острый топор под подушку. Только тревожно за ушедшую в соседнее село холопку Гашку. Девка он сильная, на лыжах лучше мужика ходит. Ушла с утра по морозцу в ближайшую деревеньку Рыбежку, по речке названную, да не успела вернуться до начала ненастья. Бабушка волнуется, что услала девку за солью и за новостями. А то они с внучкой в охотничьей избушке покойного бабушкиного мужа ничего не знают, что в большом мире творится! Просидели всю зиму одни-одинешеньки, как медведи в берлоге. А что им оставалось? Зять, боярин Воеводин, отец Анюты ушел в ополчение, как прошел по Руси клич князя Пожарского, и сынка, малолетку 12 годков с собой зачем-то забрал. А дочка, наследница бабки Аграфены, Анастасия, тоже сильная ведьма с ним пошла, внучку на нее, старуху кинула. Хотя, правильно дочь поступила. В их роду все сильными ведьмами-ведуньями были. И врачевать могли, и дорогу от зверья расчистить, и глаз ворогам отвести. Помогали, чем могли воинам.
Прятались они сперва в вотчине мужниной, недалеко от Дымковой Антоновой обители, у Дымковского озера. Проклятые вороги — шведы, не сумев взять монастырь Богородицы в Тихвине, защитила пресвятая Богородица свою обитель, где Икона, писанная с нее евангелистом Лукой пристанище себе нашла, разорили менее крепкие обители. И второй монастырь в Тихвине, еще строящийся, и Антониеву обитель, что на Дымковском озере. Монахи жили привольно, за стенами не прятались, считали, не найдут их в глухих лесах, ан нет, узнали дорогу, вороги, разорили обитель. Часть Божьих людей прикончили, часть все же разбежалась. Один инок в ближайшей деревне, Рыбежке осел, часовню срубил неподалеку, и молится за многострадальную Русь. Так что пришлось и им с внучкой, да с девкой дворовой, холопкой Гашкой тоже бежать по осенней распутице в избу охотничью, у Ландского озера стоящую. Хорошо, что зять припасов туда навез, на три года трем бабам хватит. Дров много, зиму спокойно пересидели. Только, пока снег лежал, никаких новостей из большого мира до них не доходило. Вот, как дорога протаяла немного и пошла Гашка в деревню, узнать, что и как, где вороги, и долго ли им еще прятаться.
Нет, она бы так и сидела тихонько, ждала бы мужчин, но Анюту, внучку жалко. Девка в самой поре, шестнадцать лет. Ей инициироваться пора. Да только боярышня, чей род старше Рюрика, которого их предки и призывали на Русь, может в кровать лечь только с мужем венчанная. А не познав мужчину, причем, лучше чародея, да посильнее, не сможет она дар бабкин принять. Не дай бог, не доживет она, Аглая, до инициации внучки, и пропадет их семейный дар. Дочь — то ли жива, то ли сгинула, долго ли в военном походе до беды.
Вот, сидит ее кровиночка у окошка, пригорюнилась, вестей ждет. Перед ней подушка, булавками утыкана, коклюшки с нитками, но не работает, сидит, то ли в свои думы ушла, то ли слушает, что ветер ей нашептывает. Сильна девица, даже без инициации даром может пользоваться. Не в полную силу, конечно. Но может. И красавица писанная. Косы золотистые, каждая в руку толщиной. Адский труд в бане такие промыть, вдвоем с Глашкой с трудом справляются. Глаза, не глаза, очи, большие, голубые, как небо весеннее. Личико чистое, носик прямой, губки, как лепестки цветка шиповника. Заглядишься и пропадешь. И телом крепка, но не груба. Все, что надо кругленькое, а в поясе тонкая. Ступни маленькие, узкие, такие ножки в сафьяновые туфельки, жемчугом расшитые одевать надо, а не в валенки, как сейчас! Хорошо, что не в лапти! Ради безопасности пришлось переодеть боярышню в крестьянский груботканный сарафан, а толку? Все равно, рубаха шелковая. Не может грубую крестьянскую ткань на теле носить. Пробовали, что бы совсем в крестьянское одеться, не вышло. Натирало грубое рядно рубахи девичье тело до крови, пришлось только верхний сарафан оставить, а рубашку — шелковую.