— Миша, жив?
— Как видишь. Сам-то как?
— Очухался. Где мы?
— А черт его знает! На север ушли, далеко ли, не знаю, три часа уже тащу коня в поводу. Лес, сугробы хоть и подтаяли, но все равно, тяжело. Надо подальше от места битвы уйти. Трупы, кровь.
— Страшно?
— Не страшно, опасно. Весна поздняя, волки голодные, набегут на кровь. А нам и оборониться нечем! Вот, ищу, где на ночь остановиться можно. Жилья здесь на много верст, видимо, нет. Боялся, что ты умер. Теперь, раз жив, выберемся. Давай я тебя сниму! Конь устал, корма нет, а без него совсем пропадем!
— Подожди, там видишь, темное пятно, ельник, наверное. Лапник наломаем, ложе устроим. Одежда не промокнет от талого снега, вот и переночуем. Коня только покрепче привяжи, я встать попытаюсь. Надо же, выложился до обморока. Слышал, что так при большом расходе чар бывает, но у меня первый раз.
Приют нашли под большой елью. Михаил, несмотря на слабость, помог усталому тезке наломать большую кучу лапника. Коня привязали. К сожалению, вьюк оторвался во время битвы. И у Миши Романова шапка с головы потерялась. И оказалось, что оба ранены. Будущему царю бок пропороли острием меча, слава Богу, по ребрам скользнул, ни в грудь, ни в живот не прошел. Муромскому из шведского хитрого оружия — арбалета плечо пробило, высоко, крови много натекло, поэтому и сил на чары не хватило. Коня расседлали, привязали, седло отложили в сторону, а потник и вальтрап бросили на еловые лапы, улеглись в обнимку, что бы теплее было. К ночи подморозило, но не сильно, переночуют, плохо, что ветер подниматься стал, плохой признак. Заснуть не могли. Ветер шумит, все кажется, что слышны чьи-то шаги. От потери крови морозит. Да и есть хочется, если честно. И вдруг оба вздрогнули. Вдалеке раздался волчий вой. Заржал испуганный конь, рванулся, оборвал поводья, привязанные к стволу деревца, и поскакал куда-то в лес, не слушая криков. Лишились они средства передвижения! Теперь только свои ноги. Под утро мороз только усилился. Небо заволокли тучи. Полетели первые, пока редкие снежинки. Мишу Романова бил озноб. Муромский усиленно старался вспомнить карту. Ясно было — одни, раненые, в непроходимом лесу, без еды, если не найти жилья, они погибнут. Или замерзнут, или зверье разорвет. Кажется, на севере, у озера, была деревенька. Только сколько до нее, один Бог знает.
— Миша, скажи, ты точно на север шел?
— Старался, если запад слева, а там солнце садилось, то север прямо. Ты так меня учил!
— Так. Только… — остальное про себя подумал, не стал Мишу пугать, — «весна только началась, дни еще короткие, солнце ближе к северу садиться, если Миша поправку не взял, то они сильно на восток уклонились, а деревенька больше на северо-востоке, как бы мимо непроскочить, надо больше на восток брать»!
— Что?
— Ладно, нормально все! Ты что дрожишь? Замерз?
— Немного. Сейчас бы чаю горячего!
— Да, с пряниками и пирогами! Забудь. Если я правильно карту помню, и она точная, то на север чуть к востоку деревня должна быть. Название смешное, Рыбка, или Рыбешка. Наше спасение в том, что бы до нее дойти. Так что зубы сжимаем и вперед!
— Миша, а может, лучше назад? К тракту? Может, кто из наших уцелел!
— Ага, прямо к волчьей трапезе, на десерт! Они теперь долго не уйдут от добычи. Если, конечно, лесной хозяин, топтыгин еще не проснулся. Все-таки март, берлога подтаяла, тогда мы ему на закуску прибудем. Или шведам на радость. Целый будущий царь и княжич при нем! Да и далеко ты от тракта ушел. За целый день. Пошли, дольше сидим, меньше шансов к темноте хотя бы до озера дойти. Деревня на озере стоит, проточном. Значит, рыба не дохнет зимой, значит, рыбачат мужики! Вставай, пошли, а то погода портится!
Небо заволокло тучами, солнца не видно, пришлось ориентироваться по лишайникам на стволе и по проталинам у стволов. Миша вспомнил отцовскую науку. Не зря он его в лес на охоту брал, и как в лесу не плутать объяснял! Наметил путь на север и чуть-чуть на восток, взял ориентир, что бы лешак кругами водить не стал, и пошли потихоньку. Снегопад все усиливался. Начиналась настоящая пурга. Миша Романов брел еле-еле, он на него не злился, помогал. Вчера, пока он без сознания валялся, на спине коня, тот вон сколько верст по чащобе прошагал. Устал с непривычки, но виду не показал, друга не бросил. А то, что пурга началась, так это неплохо. Их следы заметет, враги не найдут. То, что их отряд отбиться сумел, он не верил. Ополченцы против регулярного войска! Так и ползли, пробираясь через бурелом, увязая в сугробах, сколько времени прошло, неизвестно. Сбились с пути, или нет, тоже. Кругом непролазная чаща. Признаков близкого жилья никаких. Все-таки, около деревень и валежника меньше, и сухостоя, мужики на дрова рубят. А вокруг один лесоповал. И небеса как взъярились, снег все гуще и гуще, ветер резкий, снегом в лицо бьет, и холодает, будто и не март. Михаил, тезка, шел, шел, не жаловался, удивительно даже, совсем ведь домашний мальчишка! Но вдруг резко встал, зашатался и осел прямо в очередной сугроб.