Правда его больше не устраивала, ведь у каждого она своя.
Медиведьма — Огилви никак не мог вспомнить, как её зовут — грозно шуршала шагами и звенела фиалами за пределами его маленького мирка, и зельевар вздрагивал каждый раз, как слышал особенно красноречивый «звяк». Он выглядел взъерошенным и помятым, словно эти два дня не студентов привычно учил, а боролся с сотней питонов разом, неизбежно проигрывал, и его съедали, но почему-то не переваривали, а выплёвывали. И всё начиналось с начала.
— Я вынужден извиниться, мистер Огилви, — тихо проскрипел Снейп, морщась от звука собственного голоса, и оттянул от горла жёсткий воротник сюртука, — что не заметил вашего… ранения и выставил вон. Отработки, разумеется, отменяются.
Смотрел он при этом так, словно ждал немедленных уверений в вечной дружбе и пылких извинений за разлитое зелье. Солурд подумал, что после такого щелчка по самолюбию Снейп его отравит. А ещё — что ничего удивительнее ему не встретится, можно и умирать спокойно.
Внутри поселилось странное чувство утраты, а скулы, казалось, всё ещё сжимали ледяные пальцы, которые хотелось стиснуть в своих тёплых ладонях и греть до тех пор пор, пока кровь не обратится лавой.
— Хорошо, что всё обошлось, — осторожно ответил Огилви, не уточняя, что именно «обошлось», вернее, «обошло» его стороной. — А кто принёс меня сюда?
Вопрос показался заторможенному сознание очень важным, но профессор лишь скривился, словно залпом выпил стакан лимонного сока с уксусом. Сложил руки на груди, смеряя хаффлпаффца строгим взглядом (в котором Солу померещилась настороженность), мол, а достоин ли ты этой информации, и процедил:
— При вашем бессознательном теле записки не обнаружено. И, раз вы настолько пришли в себя, что можете думать о таких глупостях, я пойду. Выздоравливайте.
Зельевар просочился сквозь ширму, словно очеловеченный туман — даже ткань не шелохнулась. Тихо заворчала медиведьма, и враждебные нотки в её голосе трудно было не заметить, а вот разобрать слова никак не удавалось. Снейп проворчал что-то в ответ, звякнули фиалы, и всё стихло.
Ещё через полчаса — Солурд от скуки секунды считал — в облаке запахов земли, перегноя, травяного сока и ванили ворвалась профессор Спраут, нервно заламывающая руки. Он и рад был успокоить своего сердобольного декана, готового за каждого барсучонка биться до последнего, но и слова не смел вставить в быстрое журчание речи. Голос Помоны Спраут, мягкий и успокаивающий, возымел воистину магическое действие: Сол сам не заметил, как уснул.
И снился ему белый силуэт, тихо приговаривающий: «Глупый-глупый Сол», и колким снегом просачивающийся сквозь зябнущие пальцы.
Комментарий к Кусь седьмой
Абзац из след.главы: https://vk.com/wall-46934002_120
========== Кусь восьмой ==========
Во второй раз Солурд очнулся глубоким вечером. Его дыхание сбилось, а горячие пальцы судорожно сжали простынь. В Больничном крыле царила сонная темнота, разбавленная тихими шорохами, гулом ветра за окнами и запахами перечной мяты и мёда. Он сел на постели, повёл носом, втягивая прохладный воздух — не показалось ли. Нет. К запаху мёда примешивалась ваниль, щекочущие рецепторы цитрусы и что-то остро-солёное. Солурд тихо позвал:
— Ребята?
И услышал недовольное ворчание, разбавленное короткими смешками и шелестом ткани. Сначала показалась хмурая Ронова физиономия, затем плечи, руки, встрёпанная макушка Гарри и, наконец, словно пелена спала — и перед койкой оказались два безбашенных Гриффиндорца, нагло проникших в Больничное крыло.
Первым немую сцену разрушил Поттер, непосредственно усевшийся у Сола в ногах. Он выглядел бледным и уставшим — круги под глазами, размером с чайные чашки, наводили на весьма интересные подозрения, — но очень довольным собой и миром. Рон казался его негативом: цветущий и угрюмый, он наклонился, поднял с пола блестящую ткань и, свернув в маленький комок, спрятал в карман чёрных штанов. Огилви подумал, что, доведись ему носить такой же нелепый свитер — красно-оранжевый, с буквой R на всё пузо, — тоже был бы далёк от блаженства. А вот Гарри, казалось, его красно-зелёный, с готической H, ничуть не смущал. Солурд возблагодарил небо, что ни его мать, ни бабушка вязанием не увлекались.
— Привет, Сол, — радостно прошептал Гарри, болтая ногами в воздухе. — Слышал, тебя Снейп хотел Амортенцией напоить, но что-то пошло не так, да?
Хаффлпаффец в который раз удивился, какими причудливыми путями иногда ходят слухи. Ты в одном углу замка чихнул, а в другом тебя уже похоронили.
— Скажешь тоже, Гарри, — ответил, на удивление, Рон, замерший рядом с постелью недрёманым стражем. — Кому эта «волчья ягода» нужна.
Он вздёрнул губу, как атакующий зверь, и Солурд только глаза навстречу распахнул, мол, ты чего, друг, я же хороший. Творилось что-то неладное, что-то сильно неладное, и Огилви не мог понять, какое отношение его скромная персона имеет ко всему происходящему. Логика Рона, судя по всему, эти взаимосвязи видела даже слишком хорошо.
— Рон… — укоризненно протянул Гарри, но его мягкий тон не впечатлил даже Сола, не то что Уизли, непримиримо сложившего руки на груди. Знай их Солурд чуть хуже, решил бы, что кто-то кого-то ревнует.
— На самом деле всё было не так, — быстро вставил он, опасаясь, что эти двое сейчас устроят словесную баталию и привлекут ненужное внимание. Гарри повернулся к нему, заинтригованный, а Рон выглядел так, словно смотрит чисто за компанию. — А где Гермиона?
— Спит, — небрежно пожал плечами Гарри, — сладко-сладко спит, — его поведение Солурда начинало пугать, особенно огромные зрачки, оставляющие видимой лишь узкую зелёную каёмку радужки. Но он старался не подавать вида. Тем более его палочка, пусть и в большинстве случаев бесполезная, ныне хранилась у медиведьмы в заложниках.
— Понятно, — ничерта он не понимал, на самом деле. — А я у Снейпа котёл с зельем перевернул, поцарапался, облился весь — лечусь теперь. Вот и всё.
— Скучно, — надулся Гарри, дёргая плечами, — на меня Мыш наш смотрит как-то странно, позавчера вообще подошёл вплотную, почти в макушку уткнулся. И говорит: вы, Поттер, даже дышите неправильно, миллион баллов с Гриффиндора! А сам тоже дышит странно, резко так, проворчал ещё, мол, «не оно». Думал, накинется сейчас и сожрёт, еле удрал.
Солурд слушал эти откровения с широко распахнутыми глазами, а Рон — с перекошенным от злости лицом. Они переглянулись, и оба услышали — отражением мыслей друг друга — одно слово:
«Песец».
Или что-то не столь цензурное, но не менее отражающее их мнение. Гарри нужно было спасать, а вот от кого и чего — оставалось неясным, судя по всему, даже его лучшему другу.
— Ты, кстати, успел что-нибудь узнать? — спросил Гарри, шлёпнув ладонью по накрытому одеялом колену Солурда. — Про запах.
— Да, я… — он хотел сказать про Амортенцию, про странное поведение Снейпа и вездесущие ирисы, про отсутствие директора, о котором никто не знает, про Сияние, про то, что сам Гарри пахнет уже не так и не тем, про… Но вместо этого он моргнул, слабо улыбнулся и виновато пролепетал: — Не успел, Гарри, прости. Отработка эта… Отравление. Всё так завертелось…
— Ага-ага, — несколько раз кивнул Поттер. Вроде и ответил, вроде и в тему, но отсутствующий взгляд показывал: не слышит. — Я тут подумал, Сол, не надо никого искать. Само как-нибудь, — он покрутил рукой в воздухе, — найдётся.