В ответ на это он мне опять затянул свою унылую привычную песнь: «Ле Пен сволочь, а французы шовинисты». «Ну, - думаю, - упрямая западноевропейская башка, нудный же ты мужичонка», - и снова меняю тему, говоря ему так: «Ну хорошо, вы там у нас Единая Европа и всё такое прочее; это, в конце концов, ваши проблемы, что вам делать с «лицами арабской национальности» - у нас подобного добра и у самих много, ну вас к лешему, разбирайтесь сами. Давай лучше на вопрос международных отношений посмотрим под другим углом зрения: вот как вы там, на Западе,считаете - Россия она кто: она Европа или не Европа?» И тут уж он, бедняга, едва не задохнулся от восторга: «Ну да, естественно, naturalmente, Россия - великая страна, как же, слышали! Достоевский! Чайковский!! Матрёшки!!! Огромные просторы, необыкновенная стойкость народа, всегда дававшего отпор оккупантам!» Тут я наконец вздохнула с облегчением и поняла, что вот теперь-то уж пришла пора воспользоваться моментом, чтобы закосить под кукушку, хвалящую петуха, и, приосанившись, в свою очередь, сама начала восторгаться испанцами (и, надо сказать, совершенно искренне). «Полно, Мартин, - говорю, - полно, голубчик, умерь своё восхищение: не мы одни, русские, в Европе такие уникальные, брось прибедняться-то, потому что вот и у вас имела место Реконкиста, которая была, прямо скажем, и подольше, и потяжельше нашего пресловутого «монголо-татарского ига». И вот, имея такой-то опыт борьбы с «лицами арабской национальности», вы теперь прямо-таки и не знаете, как бороться с вашими новыми «маврами»? Да вот и Наполеону, кстати сказать, по мордасам когда-то надавали не одни только русские, и, покуда вся Европа безмолвно лежала под Бонапартом, только Испания и Россия…»
«Вот-вот, Россия, - продолжил он тем временем свою песнь, мужественно не расслышав моего искреннего комплимента и проигнорировав моё восхищение его предками, которые умели показывать оккупантам, почём раки зимой, - мы вас, русских, всегда боялись: вы для нас всегда были как македонцы для греков - и не вполне варварами, но и не вполне цивилизованными людьми. Вот и сейчас, - говорит он, - в наших газетах пишут, что вы так и остались оголтелыми милитаристами и по-прежнему куёте своё мощное оружие, чтобы завоевать бедную и беззащитную старушку Европу». - «Окстись, дружище, - отвечаю, - протри глаза-то: какой, к лешему, милитаризм? Да ваши европейские инспекторы у нас ещё с горбачёвских времён все военные базы вдоль и поперёк обшарили, с удовлетворением убедившись, что, как говорилось в нашем старом фильме, «всё уже украдено до нас». Где же он, наш пресловутый милитаризм, в чём он выражается?» - «Ну как же, - в ужасе кричит Мартин, - вот у нас в газетах пишут, что у вас уже собираются вводить в школах курс начальной военной подготовки, где юноши, какой кошмар, вместо того, чтобы штудировать основы маркетинга, снова будут учиться разбирать-собирать автомат Калашникова.» - «Это кто ж и когда ж ещё научится, - говорю. - Но даже если кто и научится, так не «калашом» же единым, ты же понимаешь, будет решаться исход глобальных сражений, которые станут битвой технологий».
«Да уж, - говорит он, - на этого вашего Путина только посмотришь и сразу зуб на зуб не попадает: сразу видно, что он за ястреб, куды там до него Бушу! Не зря же он, ваш Путин, в КГБ воспитывался! Мы его, бедные, так боимся, так боимся, что просто страх!» - «Ну, во-первых, - говорю, - Путин - он столько же наш, сколько и ваш: нам тут его сверху поставили, как управдома, так что теперь у нас жильцы сами по себе, а он сам по себе! И причём, что характерно, всё больше, заметь, в вашей же европейской тусовке он и околачивается. А особенно когда увидишь его в одной компании с вашим Аснаром да с английским Блэром, да с примкнувшим к ним Берлускони, этим «крёстным отцом», так сразу и становится понятно, что всех их на одной и той же фабрике, голубчиков, и заготовили: даже вот и пиджачки на них в одном и том же ателье и одной и той же рукой пошиты. Нет, давай лучше не будем про правителей, которым нет дела ни до Вани, ни до Хуана, ни до Джона, ни до Джованни соответственно; давай лучше снова вернёмся к вопросу о России и Европе и рассмотрим его, этот вопрос, с точки зрения столь любимого тобою «демократического принципа». Вот ты говоришь, что Россия, благо, в ней давно уже ассимилированы вами Чайковский и Достоевский, - это Европа. Хорошо, допустим, Россия, как вы заявляете, и впрямь Европа, но только как же тогда согласовать всё это с визовым режимом? Почему простой, извиняюсь за выражение, россиянин может приехать к вам только в унизительном качестве «руссо туристо», а потом ровно через месяц (в отличие от других) он получает под зад коленом от Объединенной Европы? Мол, Достоевский, Чайковский, матрёшки, Спиваков, Ростропович и Гусинский - это всё хорошо, это нам подходит, а вот Иван Иванович - это плохо, портянками на всю Европу от него, видишь ли, воняет… Нет уж, любезный, давай смотреть на это дело по-демократически, то есть объективно, и давай выбирать что-то одно - или мы дикое мужичьё, племя людоедов и, следовательно, вы никого, слышите, никого из нас к себе не впускаете и боитесь нас так, что даже и теперешний, кургузый двуглавый паспорт у вас станет вызывать такую же панику, какую когда-то, во времена Маяковского, у вас вызывал наш серпастый-молоткастый. Но вот если уж мы, как вы там утверждаете на ваших форумах-саммитах, действительно европейцы - то вот тогда, будьте любезны, реально уравнивайте нас в правах со всеми остальными «еврочленами». Ну так и где она тут у вас, эта ваша хвалёная демократия?»