Мартынов пролистывает несколько страниц, пару раз кивает и даже что-то показывает этой расфуфыренной девице рядом.
– Как вас, простите?
– Тата. Наталья. Наталья Азарина.
– Знаете что, Наташа, я сейчас ищу молодого талантливого автора. Кого-то, кто смотрит на все иначе… Мне кажется, вы бы неплохо нам подошли. Новые веяния, вкус свободы, чего-то молодежного.
– Автора?
Не знаю, зачем я это спрашиваю. Стою и просто пялюсь на него как баран. Автора? То есть как певица я ему не подхожу?
– Да.
– Но я… я хотела бы петь.
Мужчина натянуто улыбается, постукивая ручкой по столу.
– Подумайте. Два раза я не предлагаю. Вита, визитку ей дай.
Брюнетка кладет на стол перед собой карточку и, прижав пальцем, скользит ей к краю.
Забираю пластик и медленно иду к двери. Позади слышу:
– Дарина, следующую зови.
– До свидания, – бормочу, переступая порог.
Плетусь по коридору поверженной, как после сильного удара в грудь. Куртку надеваю только на улице, когда осознаю, что становится холодно.
Нужно привыкать к отказам. Это неотъемлемая часть того пути, который я выбрала. Нужно… но слезы душат. Обидно. Прижимаюсь щекой к стеклу автобусного окошка, залипая на картинку проплывающих мимо машин, людей…
Не понимаю, как оказываюсь на Малой Бронной, но я стою на лестничной клетке, непрерывно нажимая на дверной звонок Аги.
– Таточка, – Людмила, Агатина помощница по дому, пропускает меня внутрь, помогая снять куртку. – Девочка моя, что случилось? Кто тебя обидел?
– Все хорошо, Люда, все хорошо. Где Агата?
– В гостиной. Проходи скорее. Я тебе сейчас чай принесу.
– Спасибо.
Заглядываю в комнату. Агата сидит в своем любимом кресле у декоративного камина. Вообще, вся ее квартира напоминает музей. Куча золота, дорогих безделушек и посуды. Мебель соответствующая.
В центре гостиной стоит огромный круглый стол. Вот за него-то я и сажусь.
– Снова пробы?
– Да, – склоняю голову.
– Не взяли?
– Нет. Предложили быть автором....
Агата чиркает спичкой, и комната мгновенно наполняется запахом сигаретного дыма.
– Тебе нельзя, врач…
– Прекрати уже!
Аги цокает языком и переводит на меня свой пристальный взгляд.
– Если будешь рыдать после каждого провала, то твой потолок – это пение в переходе, до гробовой доски.
В голосе ни капли поддержки или сожаления. Нет, там только стальные нотки.
Растираю по лицу слезы, а Людмила ставит передо мной чашку чая.
– Агата! – женщина качает головой. – Ты посмотри, как она расстроена, а ты тут со своими нравоучениями.
– Не вмешивайся. Люся, – Аги закатывает глаза, – Валерьянки ей лучше накапай. А ты, – снова мне, – сворачивай свой концерт, лучше бы на пробах так выла.
– Знаешь что, – трясущимися руками поднимаю стопочку с лекарством, – прекрати на меня кричать.
– Я даже голос не повысила. И вообще, бери пример с брата, вот где тонна самоуверенности. Человек просто уверен, что станет миллиардером. Откуда в нем это? – посмеивается.
– Серёжа тут?
– Конечно. Дрыхнет после вчерашней попойки.
– Я лучше пойду, – упираюсь ладонью в поверхность стола, но Серёга, словно по взмаху волшебной палочки, появляется в дверях.
– Подожди, поговорить надо, – брат смотрит на Агату, и тетушка мгновенно закрывает за собой дверь гостиной с обратной стороны.
– Чего тебе нужно? – огрызаюсь. Нет, просто защищаюсь.
– Я хотел извиниться за вчера. Плохо вышло. Я был не прав.
– Не то слово… – всхлипываю.
– Давай в качестве примирения сходим с тобой сегодня в клуб, развеемся.
– Не самое лучшее время. Я опять провалила пробы.
– Самое лучшее! Выше нос, Наташка, – присаживается на стул рядом и сжимает мою ладонь. – Токмана-то позовем? – ухмыляется.
– Нет, – шмыгаю носом и вырываю руку из его захвата.
18
Тата
– То есть ты осталась сидеть дома со мной и моей мигренью, вместо того чтобы развеяться и хоть на минуту забыть о пробах?
– Сонь…
Прикладываю ладонь ко лбу, упираясь локтем в поверхность кухонного стола.
Комарова прилетела несколько часов назад. Забежала в квартиру вся такая одухотворенная, счастливая, а тут я, с красным носом и завываниями в подушку.
– Что, Сонь? Азарина, хватит уже! Одна маленькая неудача не повод загонять себя в депрессию.
Сонька медленно размешивает сахар в кружке, надкусывая ароматный синнабон.
– Одна? Ты сейчас серьезно?