Все остальное было впечатлением, порожденным Океаном. Изменчивая видимость, подвижная, меняющаяся, с тысячами оттенков, опасная и обманчивая глубина, этот неопределенный элемент, капризный и фантастичный, окутывающий землю, проникающий в ее заливы, казался резервуаром сна и апатии. Но, малейшее дыхание Неба, и спящий спускался на землю. Тотчас появлялся разбушевавшийся ветер, и начиналась свирепая буря. Как-никак Океан, отец рек, всю жизнь исходил из земли. — Этого Бога Греция называла Посейдоном. Он казался ей похожим на кровь, бегущую в ее чистых венах, а его скрытая жизнь — на дремлющую в ней глубинную память, которую подстегивали и возносили до небес все пристрастия, от высших до низших.
Аспект земной поверхности, усеянной утесами и горами давал Греции не менее сильное впечатление, которое она испытывала, спускаясь в пещеры или видя пасть вулкана, извергающего жидкий огонь. Она получала тогда ощущение основательности, сплочения и могущества. Она представляла себе внутренность земли, ложе Стикса, более холодное, чем смерть, знойное ложе огня и магический центр притяжения, влекущий к себе земной шар с его плотной массой. И эту силу Греция называла Плутоном. Она сделала из Плутона центр тяжести космоса, как и он в своем собственном теле чувствовавшего центр тяжести своего бытия, поглощающего и конденсирующего центробежные силы.
Зевс, астральная аура мира; Посейдон, его жизненный корпус; Плутон, его физическое тело, — вот составляющие единого свойства созерцательной интуиции, космическая и человеческая троица. Но еще отсутствовало основное органический принцип, созидающий дух, который соединяет их части в однородное единство, проникает в них своим дыханием и распространяет в них жизнь. — Отсутствует сознание, Я. Итак, для греков, космическим Я, из которого выходит Я человеческое, Богом действия в универсуме, был Дионис.
Согласно храмовой традиции, именно Орфей, дориец из Фракии, посвященный в Египте, но вдохновляющий дух своего народа и своего Даймона, был тем, кто основал Мистерии Диониса и распространил свой культ в Греции.
Орфей был сыном жрицы Аполлона. Рожденный в гиганском храме, господствующем над диким океаном лесов и гор, победоносно выдержавший страшные испытания фиванского посвящения, он питал источник наиболее возвышенного мужского чувства божественного единства, духовной трансцендентности суверенного Бога. Но иногда его рассудок леденел от порывов божественного Эфира, сердце его пылало, как вулкан, от необъятной любви Вечно-Женственного, проявлявшей себя во многочисленных формах Деметры-Адамы, Великой Матери, верховной Природы. Цветы, деревья, животные были сыновьями и дочерьми Деметры, зачатыми и созданными Ею под импульсом и мыслями Богов. И в Женщине, — в которой он видел основу своего внутреннего храма, — Орфей созерцал божественную Персефону, великую страдалицу, со взором нежным, но неприступным. Двойная интуиция, бывшая одновременно в Вечно-Мужественном и Вечно-Женственном, творениях универсума, выражается в словах, приписываемых ему Ономакритом:
«Зевс — это вечные муж и жена».
Проникновенный этими двумя откровениями, он поклялся самому себе, что спустится в сияние Урана вместе со всеми Богами, в жару глубин и бездны этой природы, которую он созерцал, в извилистые долины и зеленые лабиринты. Ему казалось, что так Боги становились более гуманными, а Земля — более красивой. Орфея прельстила эта работа. Он был живой лирой и золотым устьем, через которое поток Богов вливался в Грецию дионисийскими волнами, чтобы воздвигнуть там храм Красоты. Но чтобы исполнить свое намерение, он должен был победить жестокость царей Фракии и опасную орду жриц Вакханок.
Вакханки были друидессами доисторической Фракии. Они поклонялись Богу с головой быка, которого называли Вакхом. Грубый лесной идол символизировал производящую силу природы и звериный инстинкт. Они одаривали его кровавыми жертвами и прославляли в пышных ритуалах. Магией крови и сладострастия они прельщали царей варваров и подчиняли их своему жестокому и похотливому культу. Орфей покорил их силой обаяния, мелодии и грации. Зачарованных вакханок и подслажденных вождей варваров он принудил к культу Олимпийцев. Он окружил их небесными Богами; Зевсом, Аполлоном, Артемидой, Палладой. Он рассказал им о Посейдоне, царе моря и бурь, и о Плутоне, строгом судье смерти, правителе Тартара. Сведущий в божественной иерархии, он внес в хаос эллинских божеств порядок, ясность и гармонию. Это была общедоступная религия.
Но своих учеников, своих посвященных, Орфей окружил вещами более глубокими и волнующими — тайными чудесами Диониса! Дионис, — говорил он им, — это небесный Вакх, мощный образующий, пронизывающий все царства природы, чтобы воплотиться и свершиться в человеке. И, чтобы они лучше поняли его мысль, он им рассказал историю, точнее приснившийся ему сон: «Зевс, в облике звездной змеи сочетался с Душой мира, известной как несотворимая Дева, называвшей себя именем Персефона (Кора). Их божественный ребенок, предназначенный для мирового господства, носил имя Дионис-Загрей, или раздирающий и дробящий Дионис. Однажды божественный ребенок рассматривал себя в зеркале и так и остался в созерцании своего прекрасного изображения. Тогда Титаны (озлобленные стихийные духи или низшие силы природы) набросились на него, разодрали на семь частей и сварили в огромном котле, Афина-Паллада (божественная мудрость, рожденная чистой силой Зевса) познала сердце Диониса и рассказала об этом своему отцу. Зевс впустил его в себя, чтобы родить нового сына, а Титанов поразил молнией. Их горящие тела, смешанные с выходящими из расчлененного тела Диониса парами, породили человечество. Но из наиболее чистой части Диониса, из его сердца, погруженного и переплавленного в самом эфире Зевса, родились гении и герои. Из него родился также и новый Дионис, в котором растрепанные души возродили свою божественную модель. Таким образом Бог, раздробленный в страдающем человечестве, вновь нашел свое лучезарное единство в воскресшем Зевсе!»