Через два часа я уже вернулся с мотком прочной веревки и двумя помощниками - спасать мирата вызывался каждый второй, а каждый первый был просто уверен, что пойдет он. Это не благородство, отнюдь: каждый надеялся на благодарность мирата, например, освобождение от налогов, если не пожизненное, то хотя бы на год. Они оба работали на шахтах сеньора Каприццио. Он очень гордился богатой примесью римских кровей в своих жилах и считал себя хозяином половины мира. Правда, по мере приближения к Красным скалам, храбрость шахтеров потихоньку улетучивалась. Они все чаще оглядывались, бросали друг на друга опасливые взгляды. Я боялся, что они могут в любой момент все бросить и сделать ручкой, забыв и о налогах,и о мирате. Но этого, слава Небу, не случилось. Мы благополучно дошли до скал, представлявших собой довольно плачевное зрелище. Громадные трещины, груды обломков - вот то, во что превратился массив за одну только ночь. Видно, и от молний скалы тоже пострадали: тут и там виднелись оплавленные грани. Камень плавится! Подумать только, какая же мощь заложена в молнии, что плавит даже камень! Наверное, от человека не осталось бы даже пепла. Взбираться наверх было уже сложнее, особенно неуклюжим рабочим. Они привыкли к ограниченности движения, в них не было необходимой ловкости. Они ломились по камням, как два медведя. И каждый раз мое сердце проваливалось глубоко, куда глубже пяток, когда за ними с грохотом осыпались камни. Я первым заглянул в дыру. И увидел Норкауса, он уже не сидел, раскачиваясь, он ходил по своей камере. - Димитрий! - он поднял голову, сощурился, видимо, яркий свет причинял боль его глазам. - Держите веревку! Один конец каната держали мои помощники, а другим обмотался Норкаус. И мы, медленно и осторожно, подняли его. Димитрий был бледен, а кожа его холодна, холоднее льда. Я заметил, что он едва держится на ногах и поспешил доставить его в город.
Димитрий сидел на кровати, держал в руках чашку с дымящимся чаем, смотрел в стену. Бледность уже оставила его лицо, в движениях появилась твердость и уверенность. Да и по всему было видно, чувствует он себя гораздо лучше. Чем тогда, на камнях, когда он был холоден, дрожал то ли от холода, то ли от страха, то ли от слабости. Широко распахнутые глаза, бессвязный говор, непроизвольные движения. Я сел напротив. - Что с вами произошло? - наверное, в десятый раз спросил я. - Ничего... Я просто смотрел, следил, слушал. Меня там вообще не было и нечего было меня бить и таскать за волосы, ты только мешал. - Вы ужасно выглядели. - Да и чувствовал я себя не лучше. Я чуть было не умер там, зато сумел проследить за Марселем, узнать, где он. - И? - Не так уж далеко. Прыжок занял бы всего мгновение, если найти хорошее место. Марсель, поганец, сжег все, что было в скалах. Но и прыжок был отличный, моментальный, не занял времени _вообще_! - Как такое может быть? Все, что ни делается, требует времени. - Смотря что делается. Говорю же, Марсель использовал коллосальное количество силы, а подобная операция... В общем, аналога ей просто не существует, это действие с тонкими материями. Тебе это трудно понять. Прыгнуть отсюда у нас не выйдет, надо искать другое место...
* * *
За Красными скалами лежала пустыня. Именно отсюда приходил горячий сухой ветер, редко, правда, но приходил. В жаркое лето, когда Солнце и не сходило с небосклона, только, пожалуй, на несколько часов - на ночь. А в остальное время безжалостно жарило землю. Вот тогда и приходил ветер, словно довесок ко всем несчастьям. И выжигал все оставшиеся посевы, высушивал землю до такого состояния, что она даже не каменела, а рассыпалась под ногами. Идешь, а она крошится... Пустыня не имела имени. Или имела, но у народов, живущих по другую ее сторону. Каменистая почва со следами соли, песка совсем мало и тот снесен в большие холмы-барханы. Кое-где - редкие колючки, в высоту сантиметров десять, зато корень, я слышал, может быть до пятнадцати метров. В воздухе висел запах раскаленного камня - один раз такой услышишь и на всю жизнь упомнишь, совершенно особый запах, сравнить не с чем. Может быть, только с запахом земли в этой же пустыне. Земли, которая давно перестала быть почвой, а превратилась в одну гигантскую растрескавшуюся глыбу. Даже осенние и весенние дожди не могли возродить в ней жизнь. С собой мы взяли много воды и гораздо меньше пищи. Еду, как сказал Норкаус, можно найти даже в этой пустыне - сверху неприметное такое растеньице, а корень у него как арбуз. Размерами. А по вкусу сырая репа. Шли мы целый день, только один раз остановившись на отдых у огромной выглаженной ветрами глыбы. Скудная тень не давала прохлады, но защищала от лучей Солнца. Вообще, удивительно, насколько разнится климат в пустыне и в долине с той стороны скал! Непонятное природное явление! Здесь - настоящая Сахара, даже жарче и суше, а там - обычная осень средней полосы. Норкаус говорил, что в этом мире есть гораздо более необычные странности и что на эту внимание обращать вообще не стоит. Здесь и день длиннее, и Солнце поднимается выше, словом, все не так. Не так, как должно быть. Может быть, если хорошенько посмотреть, можно увидеть, что эти регионы разделяет нечто большее обычных скал?.. Вечером пустыню залил багрянец. Все стало темно-красным: и небо на западе, где висело, как яблоко, солнце, и камни, и барханы, и сам воздух. Оптический эффект. О таком нужно в учебниках физики писать как о чудесных явлениях в природе. Ведь на нашей Земле такого не увидишь - нет там света, способного окрасить воздух. Костер разводить было не из чего да и незачем: камни так нагрелись за день, что можно было спокойно класть еду на них. Только хлеб, сушеная рыба и мясо сами достаточно разогрелись в наших мешках. Я боялся, что хлеб зацветет, покроется бело-зеленой плесенью. Тогда придется выбрасывать большую часть наших запасов, не будешь ведь есть эту гадость! Хорошо, если он высохнет. Сушеные лещи истекали жиром. Это от температуры. И я в очередной раз укорил Норкауса за неправильность выбора: ведь рыбу прежде чем сушить солят, после нее нас будет мучить жажда. На что Димитрий ответил: "Больше взять было нечего, другая еда испортилась бы уже к полудню". Мы поели, завернулись в одеяла и легли спать. Завтра нужно встать пораньше, пока не жарит солнце и успеть пройти как можно больше. ...Малиновый огонь взрывает тьму. Он словно исполинский клинок, режет, мечет, рубит, рвет все на части. Столб огня прыгает в темноте, высвечивая камни, деревья, людей, дома. Он исходит с небес. Звезды, слившись в одну, пали на землю разрушительным пламенем. О Боги, о великое Небо, нет! Огненный палец втирает в землю все, до чего может дотянуться. Люди заходятся в криках и падают ниц пред перстом богов, а через мгновение они лежат, растертые в пепел...
* * *
Ведьма устало вздохнула. Видно, ход отнял много сил. Зато она добилась успеха. Вскоре герои - ее и Свона - встретятся и тогда не обойдется без схватки. Возможно, насмерть. Это исход игры. Или нет? Что скажут Боги-судьи? Они создали прекрасный мир. Полный, многогранный, почти настоящий. И Ведьма, и Свон пытались внести в него что-нибудь новое, что видели вокруг себя. Они создавали его максимально похожим на реальность. Свона тоже охватил азарт. Он видел, к чему ведет Ведьма. И сам хотел испытать своего персонажа на прочность. Во что обернется их схватка? Ведь единственно ради этого и творилась Вселенная под куполом Сферы. Следующий ход...