– Где же и как эта черта проходит?
– Не знаю. Но лично я ее не переступал… Смотри, какая чудесная в этом году осень.
– Обыкновенная.
– Говорят, язычники встречали Новый год осенью. И я сейчас чувствую себя язычником, предвкушающим что-то новое, праздничное, интересное.
4
Со дня первой инаугурации прошло три года. За это время Шевронский стал уже Президентом СССР – Союза Свободных Суверенных Республик, в состав которого входили все бывшие советские республики, за исключением Литвы, Латвии и Эстонии. Но хотя расширение границ власти являлось одним из основных направлений деятельности Шевронского, самой главной оставалась проблема сохранения тайны получения «Средства Макропулоса». Вот и сейчас Президент внимательно просматривал видеозапись поведения последнего из задержанных при попытке выкрасть секреты.
На экране были видны вполне роскошные апартаменты. Стол. За столом сидел задержанный, которому прислуживающий (работник безопасности) подавал обед. Задержанный – “прислуге”:
– Разговаривать-то с вами можно?
– Да, вполне. Я даже готов передать шефу все, что вы пожелаете.
– А кто ваш шеф, могу я его видеть?
– Шеф – это мой непосредственный начальник, видеть его вы не можете.
– А могу я связаться еще с кем-нибудь, как-нибудь?
– Нет.
– Как долго меня так намереваются держать?
– Вы разоблачены службою охраны, как похититель секретов, которым с недавних пор присвоен гриф «Совершенно секретно», то есть, являющихся государственной тайной. С вами просто по инерции, пока, обращаются как с похитителем обычного секрета фирмы и содержат за счет частных клиник господина Шевронского. Но поскольку вы были задержаны уже после принятия нового закона о государственной тайне, то ваша дальнейшая участь, полагаю, будет значительно хуже. В ближайшее время начнется следствие, затем суд и…
– И?
– Пожизненное заключение в одиночной камере. Вам предоставляется честь быть первым осужденным по новому закону.
Мужчина отодвинул еду.
– Да вы не расстраивайтесь, – продолжал “прислуга”. – Ваша камера будет со всеми коммунальными удобствами однокомнатной благоустроенной квартиры. Но с комфортом этих апартаментов, конечно, придется расстаться.
– А те, кто попадались до меня, изолируются в таких вот шикарных условиях?
– Именно так.
– Меня осудят уже по закону, но по отношению к изолированным в апартаментах ведь творят произвол. Их-то арестовали без всякого закона.
– Не нам об этом судить… Во всяком случае, не Вам…
Шевронский выключил видеозапись и вызвал секретаря:
– Передайте всем заинтересованным лицам: на сегодняшнем заседании Совета Министров председательствовать буду я сам. Заседание должно быть закрытым, без доступа журналистов. Все.
Этими же словами, спустя полтора часа, Шевронский и открыл заседание:
– На сегодняшнем заседании Совета Министров СССР я буду председательствовать лично в связи с многообразием и сложностью накопившихся у нас неотложных проблем. Премьер-министр мне будет помогать. Заседание закрытое, я надеюсь, что журналистам были переданы соответствующие извинения. Итак, первое. Оперативная информация свидетельствует о том, что государства мира сворачивают почти все свои научные программы для-ради финансирования одной-единственной – поиска «Средства Макропулоса», аналогичного тому, которым пользуемся мы. И будет несправедливо сказать, что они бездарно тыкаются не там и не так, где и как следовало бы. Наша задача состоит в организации профессионально поставленной системы разведки и дезинформации, которая бы безукоризненно срабатывала при малейшем приближении кого бы то ни было в любой точке мира к положительному результату, постоянно сбивала с толку исследователей. СССР должен оставаться монопольным владельцем «Средства Макропулоса». Я обращаюсь к министру безопасности.
Приподнялся молодой человек на вид лет 37, Евгений Николаевич Мо́лозов, который не просто юно выглядел, а в отличие от других приближенных действительно был молодым – не делал ни одной операции в клиниках Шевронского. Однако высокий рост, атлетическое сложение, солидный баритон, подавляющий взгляд, а главное, покровительство самого Президента заставляли многих окружающих воспринимать этого уверенного в себе блондина как старшего. Самоуверенность Молозов терял в присутствии только одного человека – самого Шевронского, которому был обязан всем. Евгению Николаевичу следует отдать должное: будучи еще лейтенантом службы безопасности, он проявлял себя энергичным, перспективным офицером. Но, увы, наивным, что, впрочем, поначалу не мешало его служебной карьере. Однако, став уже майором, Молозов при раскручивании очередного, сперва казавшегося банальным, должностного преступления постепенно убедился, что оно является лишь небольшим звеном в длиннейшей цепочке, которую держали в своих руках весьма высокопоставленные чиновники. Искренне полагая, что его долг состоит в незамедлительной передаче полученных сведений своему руководству, Молозов так и поступил… После чего стало происходить что-то необъяснимое. Дело, которое он вел, передали другому. Посыпались взыскания. Присвоение очередного звания задержали. В должности понизили. Для Евгения Николаевича рушился мир. Ни любящая жена, ни подрастающая дочь не могли остановить этого крушения. Все представления о справедливости, чести, долге, силе добра оказались смешной детской иллюзией этого солидного, взрослого человека. Чтобы морально выжить, не сломаться душой, необходимо было сменить свое мировоззрение! То самое, которое так бережно лелеяли дома, растили в школе, формировали в университете… И вот именно в эти дни отчаянной духовной ломки, когда Молозов в качестве главного ориентира оставшейся части своей жизни стал выбирать личный покой и благополучие любой ценой, из правительственного аппарата пришло официальное приглашение для встречи с самим Президентом СССР. Последовавший в этот же день подтверждающий звонок не оставлял никаких сомнений – это не розыгрыш. А когда Молозова, вернувшегося в свою квартиру после встречи с Президентом, домашние стали тормошить: «Ну что? Ну как?» – он не выдержал и расплакался счастливыми слезами: «Все-таки правильно меня мама воспитала…».