22 А тот и та, когда пришла пора,
Святой престол воздвигли в мире этом
Преемнику верховного Петра.
25 Он на своем пути, тобой воспетом,[135]
Был вдохновлен свершить победный труд,
И папский посох ныне правит светом.
28 Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,[136]
Дабы другие укрепились в вере,
Которою к спасению идут.
31 А я? На чьем я оснуюсь примере?
Я не апостол Павел, не Эней,
Я не достоин ни в малейшей мере.
34 И если я сойду в страну теней,
Боюсь, безумен буду я, не боле.
Ты мудр; ты видишь это все ясней».
37 И словно тот, кто, чужд недавней воле
И, передумав в тайной глубине,
Бросает то, что замышлял дотоле,
40 Таков был я на темной крутизне,
И мысль, меня прельстившую сначала,
Я, поразмыслив, истребил во мне.
43 «Когда правдиво речь твоя звучала,
Ты дал смутиться духу своему, —
Возвышенная тень мне отвечала. —
46 Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему.
49 Чтоб разрешить тебя от опасений,
Скажу тебе, как я узнал о том,
Что ты моих достоин сожалений.
52 Из сонма тех, кто меж добром и злом,[137]
Я женщиной был призван столь прекрасной,
Что обязался ей служить во всем.
55 Был взор ее звезде подобен ясной;
Ее рассказ струился не спеша,
Как ангельские речи, сладкогласный:
58 О, мантуанца чистая душа,
Чья слава целый мир объемлет кругом
И не исчезнет, вечно в нем дыша,
61 Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горной верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом.
64 Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть.
67 Иди к нему и, красотою слова
И всем, чем только можно, пособя,
Спаси его, и я утешусь снова.
70 Я Беатриче[138], та, кто шлет тебя;
Меня сюда из милого мне края[139]
Свела любовь; я говорю любя.
73 Тебя не раз, хваля и величая,
Пред господом мой голос назовет.
Я начал так, умолкшей отвечая:
76 «Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,[140]
79 Тебе служить — такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье.
82 Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему?»
85 «Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, — был ее ответ, —
Зачем сюда не страшно мне спускаться.
88 Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет.
91 Меня такою создал царь вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной.
94 Есть в небе благодатная жена;[141]
Скорбя о том, кто страждет так сурово,
Судью[142] склонила к милости она.
97 Потом к Лючии[143] обратила слово
И молвила: — Твой верный — в путах зла,
Пошли ему пособника благого. —
100 Лючия, враг жестоких, подошла
Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,
Сказать: — Господня чистая хвала,
103 О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
106 Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе? —
вернуться
24-25. Преемнику верховного Петра — папе римскому. Он — Эней.
вернуться
28. Там, вслед за ним, Избранный был Сосуд — то есть апостол Павел, которому легенда приписывала посещение рая и ада.
вернуться
52. Из сонма тех, кто меж добром и злом — то есть из толпы душ, пребывающих в Лимбе (см. прим. А., IV, 24).
вернуться
70. Беатриче. — Данте любил ее с детства, и когда она, двадцати пяти лет от роду, умерла (в 1290 г.), он дал в своей «Новой Жизни» обещание «сказать о ней такое, чего никогда еще не было сказано ни об одной». В «Божественной Комедии», оставаясь по-прежнему той женщиной, которую он любил на земле, она является символом небесной мудрости и откровения.
вернуться
78. Малый небосвод — небо Луны, ближайшее к Земле, которая недвижно покоится в центре вселенной.
вернуться
94. Благодатная жена — то есть дева Мария.
вернуться
97. Лючия — христианская святая, аллегорически — «просвещающая благодать» (лат. lux — свет).