70 Смятенный дух мой, вознегодовав,Замыслил смертью помешать злословью,И правый стал перед собой неправ.
73 Моих корней клянусь ужасной кровью,Я жил и умер, свой обет храня,И господину я служил любовью!
76 И тот из вас, кто выйдет к свету дня,Пусть честь мою излечит от извета,Которым зависть ранила меня!"
79 "Он смолк, – услышал я из уст поэта. -Заговори с ним, – время не ушло, -Когда ты ждешь на что-нибудь ответа".
82 "Спроси его что хочешь, что б моглоБыть мне полезным, – молвил я, смущенный. -Я не решусь; мне слишком тяжело".
85 "Вот этот, – начал спутник благосклонный, -Готов свершить тобой просимый труд.А ты, о дух, в темницу заточенный,
88 Поведай нам, как душу в плен берутУзлы ветвей; поведай, если можно,Выходят ли когда из этих пут".
91 Тут ствол дохнул огромно и тревожно,И в этом вздохе слову был исход:"Ответ вам будет дан немногосложно.
94 Когда душа, ожесточась, порветСамоуправно оболочку тела,Минос ее в седьмую бездну шлет.
97 Ей не дается точного предела;Упав в лесу, как малое зерно,Она растет, где ей судьба велела.
100 Зерно в побег и в ствол превращено;И гарпии, кормясь его листами,Боль создают и боли той окно.
103 Пойдем и мы за нашими телами,Но их мы не наденем в Судный день:Не наше то, что сбросили мы сами.
106 Мы их притащим в сумрачную сень,И плоть повиснет на кусте колючем,Где спит ее безжалостная тень".
109 Мы думали, что ствол, тоскою мучим,Еще и дальше говорить готов,Но услыхали шум в лесу дремучем,
112 Как на облаве внемлет зверолов,Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,И слышит хруст растоптанных кустов.
115 И вот бегут, левее нас, нагие,Истерзанные двое, меж ветвей,Ломая грудью заросли тугие.
118 Передний: «Смерть, ко мне, ко мне скорей!»Другой, который не отстать старался,Кричал: "Сегодня, Лано, ты быстрей,
121 Чем был, когда у Топпо подвизался!"Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,Свалился в куст и в груду с ним смешался.
124 А сзади лес был полон черных сук,Голодных и бегущих без оглядки,Как гончие, когда их спустят вдруг.
127 В упавшего, всей силой жадной хватки,Они впились зубами на летуИ растащили бедные остатки.
130 Мой проводник повел меня к кусту;А тот, в крови, оплакивал, стеная,Своих поломов горькую тщету:
133 "О Джакомо да Сант-Андреа! ЗлаяБыла затея защищаться мной!Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?"
136 Остановясь над ним, наставник мойПромолвил: "Кем ты был, сквозь эти раныСтруящий с кровью скорбный голос свой?"
139 И он в ответ: "О души, в эти страныПришедшие сквозь вековую тьму,Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,
142 Сгребите листья к терну моему!Мой город – тот, где ради ИоаннаЗабыт былой заступник; потому
145 Его искусство мстит нам неустанно;И если бы поднесь у Арнских водЕго частица не была сохранна,
148 То строившие сызнова оплотНа Аттиловом грозном пепелище -Напрасно утруждали бы народ.
151 Я сам себя казнил в моем жилище".
1 Объят печалью о местах, мне милых,Я подобрал опавшие листыИ обессиленному возвратил их.
4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,Где третий пояс лег внутри второгоИ гневный суд вершится с высоты.
7 Дабы явить, что взору было ново,Скажу, что нам, огромной пеленой,Открылась степь, где нет ростка живого.
10 Злосчастный лес ее обвил каймой,Как он и сам обвит рекой горючей;Мы стали с краю, я и спутник мой.
13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,Как тот, который попирал Катон,Из края в край пройдя равниной жгучей.
16 О божья месть, как тяжко устрашенБыть должен тот, кто прочитает ныне,На что мой взгляд был въяве устремлен!
19 Я видел толпы голых душ в пустыне:Все плакали, в терзанье вековом,Но разной обреченные судьбине.
22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,А кто сновал без устали кругом.
25 Разряд шагавших самый был обильный;Лежавших я всех меньше насчитал,Но вопль их скорбных уст был самый сильный.
28 А над пустыней медленно спадалДождь пламени, широкими платками,Как снег в безветрии нагорных скал.
31 Как Александр, под знойными лучамиСквозь Индию ведя свои полки,Настигнут был падучими огнями
34 И приказал, чтобы его стрелкиУсерднее топтали землю, зная,Что порознь легче гаснут языки, -
37 Так опускалась вьюга огневая;И прах пылал, как под огнивом трут,Мучения казнимых удвояя.
40 И я смотрел, как вечный пляс ведутХудые руки, стряхивая с телаТо здесь, то там огнепалящий зуд.
43 Я начал: "Ты, чья сила одолелаВсе, кроме бесов, коими закрытНам доступ был у грозного предела,
46 Кто это, рослый, хмуро так лежит,Презрев пожар, палящий отовсюду?Его и дождь, я вижу, не мягчит".
49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,Его гордыне, отвечал, крича:"Каким я жил, таким и в смерти буду!
52 Пускай Зевес замучит ковача,Из чьей руки он взял перун железный,Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,
55 Или пускай работой бесполезнойВсех в Монджибельской кузне надорвет,Вопя: «Спасай, спасай. Вулкан любезный!»,
58 Как он над Флегрой возглашал с высот,И пусть меня громит грозой всечасной, -Веселой мести он не обретет!"
вернутьсяПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Круг седьмой – Третий пояс – Насильники над божеством
10. Злосчастный лес ее обвил... – третий пояс (ст. 5) окаймлен лесом самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над ближними.
14. Катон Утический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева войска через Ливийскую пустыню на соединение с нумидийским царем Юбой (Лукан, «Фарсалия», IX, 378-410).
22-24. Повержены навзничь, вверх лицом – богохульники. Съежившись, сидят – лихоимцы (А., XVII, 34-78). Снуют без устали – содомиты.
31-36. Как Александр... – Здесь Данте излагает одну из версий легенды об Александре Македонском.
45. У грозного предела – то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130).
46. Кто это, рослый, хмуро так лежит... – Непримиримый богохульник, которого и огненный дождь «не мягчит», – Капаней, один из семи царей, осаждавших Фивы, о гибели которого Стаций (см прим. Ч., XXI, 10) рассказывает в «Фиваиде» (X, 827-XI, 20). Взойдя на вражескую стену, он бросил дерзкий вызов богам, охранителям Фив, и самому Зевсу (Юпитеру). Громовержец поразил его молнией.
52. Пускай Зевес замучит ковача – своего сына Гефеста (Вулкана), бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны.
56. В Монджибельской кузне. – Монджибелло – местное название Этны.
58. Флегра – долина в Фессалии, где гиганты, громоздя гору на гору, пытались приступом взять небо, но были сражены молниями Зевса (Ч., XII, 31-33).
79-81. Буликаме – озеро горячей минеральной воды около Витербо, еще в римские времена славившееся своими целебными свойствами. Из него вытекал ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то есть проститутки. Их было много в Витербо, и для них были изданы особые правила пользования этим источником.
96. Под чьим владыкой был безгрешен свет. – Когда на Крте царствовал Сатурн (Кронос), сын Урана и Геи, на земле был золотой век.
100-102. Ей Рея вверила свое дитя... – Гея предсказала Кроносу, что он будет свергнут одним из своих детей. Поэтому он их пожирал, как только они рождались. Но последнего ребенка, Зевса, спасла его мать Рея, супруга и сестра Кроноса Она укрыла младенца на критской юре Иде, а чтобы отец не слышал его крика, ее слуги, куреты, ударяли копьями о щиты
103-111. Великий старец – образ, заимствованный из библейской легенды: вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и пророк Даниил истолковал это видение как символ настоящего и грядущих царств. У Данте Критский Старец – эмблема человечества, меняющегося во времени и прошедшего через золотой, серебряный, медный и железный век. Сейчас оно опирается на хрупкую глиняную стопу, и близок час его конца. Старец обращен спиной к Дамиате (город в Нильской дельте), то есть к Востоку, области древних царств, отживших свой век, а лицом к Риму, где, как в зерцале, отражена былая слава всемирной монархии и откуда – по мнению Данте – еще может воссиять спасение мира.
112-120. Все изваяние, кроме золотой головы, надтреснуто (пороки, изъязвляющие человечество), и текущие сквозь трещины слезы (мирское зло), проникая в преисподнюю, образуют в ней адские реки (см. прим. А., III, 77).
124-127. Вся эта впадина – воронкообразная пропасть Ада, где поэты, спускаясь с уступа на уступ, проходят по каждому из них часть пути, двигаясь все влево, пока не опишут полный круг.
134. По клокотанью этих, алых вод Данте должен был сам догадаться, что перед ним «жгучий» Флегетон, о котором Вергилий сказал (Эн., VI, 550-551):