Бар, куда я устроилась на работу, называется «Цумики»[6]. В нём только места за барной стойкой, и он довольно тесный. Я работаю три дня в неделю с восьми вечера до часу ночи. Хозяин бара — мужчина, давнишний знакомый хозяйки «Дэйдзи».
— Так, говорите, вы сами из Токио? — спросил меня вчера один посетитель. — Я тоже из Токио. Из Канды[7]. Просто в прошлом году купил в этом районе дом… Конечно, здесь хорошее место, на работу до Токио можно добраться… Но, честно говоря, по сравнению с Кандой, тут такая деревня!
Этот город красив в лучах солнечного света. Город, который не оставляет сложных ощущений. Замечательный город…
Так мог сказать Он.
Разумеется, и в этом городе я заглянула в магазин музыкальных инструментов. Я ни на что не надеялась, и у меня не было каких-то ожиданий или чего-нибудь в этом роде. Но в тот момент, когда я заходила внутрь магазина, у меня забилось сердце. И когда я увидела, что на гитаре натягивал струны не Он, а совершенно другой человек, — хотя я и так прекрасно знала, что Его там не может быть — я испытала не разочарование, а скорее успокоение.
Позавчера мы с Соко ходили гулять в парк, что на месте старинного замка. Я спросила её о новой школе, а она ответила: «Ничего особенного». Ничего особенного… Что означает это её «ничего особенного»? Мне ничего не оставалось, как удовлетвориться таким ответом.
Вот-вот наступит лето. Трава на валу была ярко-зелёная и источала сладкий аромат.
— В школе есть один мальчик, не такой как все, — сказала Соко, выдёргивая травинки.
— Не такой, как все?
— Да. В нашем классе.
— Что же это за мальчик? — спросила я.
— Ужасно толстый.
— И только?
— Нет, не только. Он ни с кем не общается, отчуждённый какой-то.
— Отчуждённый? Больше чем ты, новенькая?
Может, мои слова чем-то задели её — Соко немного помолчала. Неохотно кивнув, сказала:
— У меня лучше получается со всеми дружить.
— М-м… — Я подумала о той части жизни Соко, о которой я ничего не знаю. О той жизни Соко, где много раз она вынуждена сталкиваться с чем-то новым, независимо от её собственного желания. — Это здорово, да?
Соко с неохотой ответила, что, мол, не очень-то это и важно, открыла крышку термоса и сказала:
— Может, научилась хорошо держаться.
Я вспомнила себя в детстве.
Мать часто мне говорила, что из меня ничего толкового не выйдет, не умею держаться на людях. Я же не понимала, что означает это «толковое».
Моя мама…
Мама злилась на Момои. Она со страшным выражением лица возмущалась, что Момои не имел права выгонять нас с Соко.
Но мама ошибалась. Он нас не выгонял. Я сама сделала выбор. И тогда, когда мы с Момои стали жить вместе, и когда расстались, и когда я уехала с Соко.
С тех пор мы с Соко одни. От моей дочки я ничего не прошу, ничего не ожидаю. Третье сокровище, которое досталось мне в жизни — моя Соко. Она здоровая, умная — безупречный ребёнок. И я хочу, чтобы она жила, внимательно прислушиваясь к своему телу и разуму. Всегда. Как её отец.
Место у станции возле районного дома культуры напоминает парк с аттракционами. Вокруг ничего нет, почти пустырь, и только возле станции разные киоски и очень оживлённо. Особенно ближе к вечеру. Ярко светят огни кафе, где продают пончики, тридцатиодноэтажный новый дом, большой супермаркет «Сати». Студия игры на фортепиано, где я преподаю, находится на окраине этого парка аттракционов для взрослых.
У меня больше взрослых учеников, чем детей. Старшеклассники, которые приходят после уроков, и другие. Очень открытая и приятная обстановка, гораздо лучше, чем в школе по методике Судзуки.
Между уроками преподавателям разрешается свободно играть на пианино. Сегодня я немного вспомнила джазовые пьесы, которые уже давно не играла. Сыграла THESE FOOLISH THINGS, потом BODY AND SOUL. Девушка, которая подрабатывает администратором, принесла мне кофе: «Вы так хорошо играете! А умеете STARS FELL ON ALABAMA?»
Я сыграла и эту пьесу. Оказалось, что она неплохо разбирается в джазе и учится играть на джаз-барабане.
— А знаете MY ONE AND ONLY LOVE?
— Извини, — сказала я — забыла совсем. Я уже сто лет её не играла.
Я сказала правду наполовину. Я на самом деле уже очень давно не играла эту песню. Но, конечно же, я её не забыла. Я никогда не смогу её забыть. Эту песню тихим нежным голосом, не подходившим к его крепкому сильному телу, пел мне Он.
— Вы специализировались на джазе? — спросила меня девушка. Её вопрос резко вернул меня в реальность.
— Нет, по классической музыке. Исполнение произведений Баха.
Когда я вернулась, домой Соко рисовала. На рисунке — слон, бабочка и обезьянка.
— Привет, дочка! — Я присела на корточки позади неё и поздоровалась.
— Привет, мам.
Соко была полностью поглощена рисунком и, обернувшись, бросила мне эту фразу без всякого настроения. Потом всё же, как положено, плавно обвила руки вокруг моей шеи.
— Есть хочешь? — спросила я её, вымыла руки и встала у плиты.
Спустя некоторое время Соко громко спросила:
— Может, шарфик слону нарисовать? Как ты думаешь, какого цвета ему пойдёт?
— Синий! — Я, с кухонным ножом в руках, тоже отвечаю ей громко.
Соко рисует не за столом на кухне, а в комнате, сидя на татами, вытянув ноги и положив на колени специальную доску для рисования. На холодильнике, на крючочке висит радио. Оно включено на первом попавшемся канале. Передают то ли футбол, то ли хоккей или бейсбол, в общем, какой-то спортивный матч.
— Правда, что ли, синий?
Похоже, этот цвет Соко не нравится.
— А ты сама думаешь, какой цвет лучше? — Я нажарила стейки из лосося и приготовила отварные овощи, приправив бульонным порошком из пакетика.
— Может, голубой в белый горошек?
— Ужин готов, давай убирай всё, мой руки и иди есть.
После ужина, мы с дочкой пошли мыться в баню. У нас в квартире есть ванна, но она очень тесная, да и по соседству есть баня, поэтому в те дни, когда мне не надо идти в «Цумики», мы часто ходим в эту баню. Я больше люблю просторные ванны или бассейны. Мне интересно наблюдать, как моющиеся женщины ходят туда-сюда по банной комнате, суетятся…
— Интересно, как поживает Макото, его тётя и их семья? — спросила Соко, сидя в бассейне с горячей водой. — Его младший брат, наверное, уже вырос…
В отличие от меня, у Соко очень хорошая память. Меня это всегда удивляет. Макото — это, кажется, сын хозяев дома, где мы с Соко снимали квартиру. Я уже и лицо его забыла…
— Ты хотела бы их проведать? — спросила я.
— Да не особенно. — немного помолчав, ответила она.
Это «да не особенно» её любимая фраза.
— Интересно, как поживает та бабушка из Сока? — продолжила дочка.
Похоже, сегодня она настроена очень сентиментально.
— Хочешь съездим к ним?
Я попробовала ей предложить проведать их, но она снова повторила своё «да не особенно».
Её маленькая спинка… К плечам прилипли мокрые пряди волос.
Иногда меня это страшно удивляет, но моя мама на самом деле всегда смотрит только в будущее. Ну вот хотя бы наша жизнь в Такахаги. Для неё всё это — давнее прошлое, «уже в шкатулке». Поверить не могу.
Выйдя из банной комнаты, мы по очереди встали на весы. Потом я выпила молоко, а мама минеральную воду.
Теперь — домой. На плечах — сухое полотенце. Мне нравится идти и крутить головой, чтобы мокрые волосы развевались. Мы идём домой и поём «Клоз ту ю», только тот куплет, который я знаю.
Дома мама села за книгу, а я пристроилась сбоку и стала писать письмо Рикако. Вот, что я написала:
«Здравствуй, Рикако!
Как дела? Сегодня у нас был урок труда. В прошлом письме я писала, что я теперь в классе не физорг, а ответственная за проведение урока труда. Думаю, что мне здорово повезло, потому что по труду у меня всегда были лучше оценки, чем по физкультуре. Был и урок математики. Не переживай, я пишу тем самым карандашом, который ты мне подарила.