— Хм, я учуяла какой-то странно-похожий запах силы от человечка, но думала, показалось. Значит, ты хочешь сказать, что мой Ринт мог влюбиться не в тебя, а в эту донну? Или, что эта баба каким-то образом украла кусок твоей силы? — недоверчиво прищурилась Стэлл.
— Понятия не имею, я не чувствовала никакого ментального ущерба, — с вынужденной искренностью призналась Элия, едва заметно нахмурившись. — Однако очень хочу выяснить. Ты, думаю, тоже.
— А то! И немедленно! — решительно объявила айвар, наигравшаяся в пешее путешествие под завязку. — Я бы перенеслась к замку, но Ринт может почуять мою силу и уйти прочь. Так и будем бегать колесом. Давай, телепортируй нас ты!
— Хорошо, — согласилась Элия. Всего одним Уровнем выше, в мире, довольно далеком от центральных узлов структуры Мироздания, богиня без труда могла перемещаться, используя лишь чистую энергию желания, вместо заклинаний и утомительных ритуалов. Тем более, переместиться предстояло на незначительное расстояние. Сориентировавшись, богиня соткала заклятье невидимости, положила руку Стэлл на предплечье и сделала шаг.
Женщины оказались на невысоком холме неподалеку от замка. Сооружения все еще крепкого, но, прямо скажем, несколько потрепанного временем, непогодой и отсутствием своевременных вложений в капитальный ремонт. Словом, замок как замок. Провинциальный замок, если бы не кипевшие вокруг него ожесточенные, не на жизнь, а на смерть, схватки «всяк против всякого». Сопровождалась свалка яростными воплями весьма привычного Элии содержания: «Раминда только моя! Я убью всякого, кто считает иначе!». Вытаращенные глаза, оскаленные в гримасах рты, неприкрытая злоба. В одну кучу смешались и зрелые мужи, и подростки, не бреющие усов, и седовласые старцы разных сословий — простолюдины, расфранченные аристократы, бывалые воины, жрецы. Яростный любовный дурман, охвативший людей, не делал различий.
Все вышеперечисленное было вторым, что бросилось в глаза богине, первым же стало вязкое ощущение разлитой в пространстве свободной силы любви. Теперь уже принцесса могла сказать совершенно точно, ее силы!
Но почему кто-то иной смог применить ее, пусть весьма грубо и неумело, зато с такими катастрофическими последствиями, женщина сказать не могла. Однако она могла сделать кое-что другое. Причем немедленно. Подавив приступ безрассудного гнева, Элия нахмурилась и раскинула руки в сторону кровавой мясорубки, устроенной бедолагами, подвергшимися воздействию силы любви в столь несоразмерных пропорциях.
Это было равносильно тому, чтобы художник вместо того, чтобы нанести тонкий мазок, опрокинул на полотно целое ведро краски. Сколько стараний приложила принцесса к тому, чтобы такого никогда не происходило, как тщательно и кропотливо училась она контролировать великую силу, дарованную Творцом. Элия такого непотребства терпеть не могла. Бойня походила на сбывшийся для кого-то другого ее личный дурной сон. Богиня властно призвала свою силу назад, собирая ее, разлитую в свободном состоянии, из мира и освобождая от воздействия всех тех бедолаг, что сражались у замка.
— Судя по запаху, все эти человечки под действием силы, как паренек? — поинтересовалась Стэлл, окинув взором отнюдь не пасторальную картину.
— Да, это моя сила, сейчас я ее забираю, — дала справку богиня.
— Как же она очутилась здесь? Ты-то ведь точно не желала, чтобы все эти людишки повлюблялись в Раминду? — с недоверчивым интересом принялась выяснять айвар.
— Разумеется, нет, — согласилась Элия, — и когда я найду эту дамочку, у меня будет несколько вопросов.
— Какие вы люди кровожадные, — задумчиво созерцая драку, или, может быть, выискивая среди бойцов своего айвара, с тихим весельем констатировала Стэлл. — Непременно надо пустить кровь!
— Хм, а вы бы поступили милосерднее, собираясь кого-то убить? — машинально уточнила богиня, стараясь не отвлекаться от основного процесса.
— Да, просто сожгли бы, — гордо объяснила женщина.
— О да, это гораздо милосерднее, — хмыкнула Элия, занятая сбором собственной силы, которая возвращалась к истинной владелице охотно, как река из разрушенной запруды текла по старому руслу.
По мере того, как сила уходила к богине, безобразная свара становилась все менее ожесточенной. Смолкли вопли, очень скоро общая драка сменилась мутной потасовкой, которая в свою очередь разбилась на отдельные, все более вялые поединки, а потом остановились и они. Кровавая пелена любовного безумия, застилавшая взоры, спала. Люди опустили оружие, тяжело дыша, со все возрастающим ужасом они оглядывались по сторонам, созерцая учиненные ими безобразия и смертоубийство. Замешательство и стыд, быстро перерастающие в гневное отвращение, проступало на лицах. Любовь ушла, родилась ненависть, сдобренная жаждой мести. И раздался первый крик: «Раминда ведьма!».