– И это мне говорит взрослый мужик! Ручки есть, ножки есть, работай! Хоть кем! Хоть как! – прошипела она, но опять сменила тактику.
Макс следил за ее трансформациями, ему надоело говорить, что ищет он работу, что работы пока нет.
Раскачивая бедрами подошла, изобразив вожделенный взгляд, села рядом, прижалась, мягким, но уверенным движением положила руку на промежность.
– Максимушка… Хочешь? У тебя же давно не было…
– Какая тебе разница?
– Бабник! – и пальцы её сжались сильнее, Макс ощутил дискомфорт.
– Ё-моё! Это не моё!
Боль в паху. Блокировал ее руку, развернул, и за плечи повёл к выходу, она сопротивляясь мелко перебирала ногами впереди тела, громко, дробно стуча туфельками и вопила на границе ультразвука.
В коридоре показал огромную красную рожу заспанный сосед: «Потише там!» Он привык к семейным разборкам.
«Хорошо хоть мама на работе, – подумал Макс, – расстроилась бы».
Макс выставил Свету на лестничную площадку и захлопнул дверь.
Визг сразу смолк.
– Ты у меня получишь, сука! Сотню раз пожалеешь, что связался со мной! – послышалось из-за двери.
«Уже пожалел», – прошептал Макс.
Макс постоял перед комнатой мамы, но понял, что ларец и там не спрятать пока у Светки есть ключи.
Он уже много раз жалел, что не взял их у неё. Хотя вряд ли добровольная отдача ключей была возможна.
Мама благоволила Свете, не смотря на разрыв в отношениях и скандалы. Она считала, что брак навсегда, тем более, если завели ребёнка. Он же бестолочь и лентяй. Светка позволяла пока маме видеть Пашку.
Макс спустился в квартиру, где жил Барт. Тот сосредоточенно рылся в ноутбуке.
– Чего ищешь? – поинтересовался Макс, топчась на пороге в комнату, держа перед собой ларец.
– Информацию о всяческих ларцах, шкатулках, головах Гоголя и доме, в котором мы проживаем.
– М-м… Что нашёл?
– Пока мелочь какая-то. Информационное поле огромно. В Интернет свисает только куцый хвост, – разродился тирадой Барт, – а по хвосту не всегда поймешь, что за животное владелец этого хвоста, крыса или облезлый кот.
– Можно я у тебя ларец оставлю на хранение?.. А то ко мне жена приходила, сразу потащила к себе в гнездо… сорока.
Макс сомневался, как оставить такую вещь почти незнакомому человеку. Но так как Барт отмахнулся, решило его сомнения.
– А, туда поставь, – не поворачивая головы, погруженный в свет экрана, махнул Барт.
Макс потоптался, оглядывая, куда среди этого развала можно воткнуть шкатулку.
Аккуратностью Барт не отличался. Королевство хаоса. Хаос, правда, был подчинен увлечениям Барта. Развешенные, разложенные и разбросанные везде карты городов. Ни стопок, ни стаканов, кое-где бутылка, и стопки книг, то там, то сям. Пустой совершенно секретер, только ноут. Нигде нет чашек. Этот беспорядок можно было бы принять признаком сумасшествия.
Макс подумал о социуме, что было бы, если бы Макс не слушал маму и складывал брюки по стрелочкам, не вешал их в шкаф. Если бы он свои увлечения размещал по комнате некими маячками. А в одной из двух комнат, приходится прятать свои увлечения внутри. Прятать себя по шкафам. Прятать себя в себе.
Барт похоже, мог выносить свое внутреннее в пространство комнаты в пространство Мира.
Социум. Социум много значит в жизни.
Наконец, Макс выискал более-менее свободное место на книжной полке, там правда, уже лежали какие-то предметы. И поставил шкатулку.
Шаг 5. Клиент через «О»
Марлен появилась в офисе ближе к вечеру, у неё было назначено на сегодня несколько клиентов, которых она не могла отменить.
Она редко назначала встречи на утро. Сама больше любила жить по ночам, да и люди сейчас начинали день много позже. Многие ее клиенты – работающие в России иностранцы, которые утро и день проводили в офисах, и с психологом встречались по вечерам. Да и само утро в России сдвинулось к полудню. Хотя само слово говорило, что полдня прошло. Чтобы сказала бабушка (если бы была жива) узнав, что Марлен по будням поднимается ближе к одиннадцати, а в выходные три-четыре часа дня – утро бывает и не наступает. Когда люди обращали внимание Марлен, на то обстоятельство, что пять вечера – уже не рано, Марлен улыбалась: «У каждого своё рано». И добавляла с обворожительным прибалтийским акцентом: «И своё поздно. Только сейчас относительно одинаково».
Раньше действительно народ больше ценил утреннее время. Вернее его заставляли ценить. Марлен помнила те времена, когда Латвия еще входила в СССР, и родители уходили на работу около семи. Заводские цеха начинали работать в семь, конструкторские бюро в восемь. Страна просыпалась рано. Марлен провожала родителей, слушала радио и повторяла уроки, до девяти – начала занятий в школе – была уйма времени.