Шупленький мужичок с жиденькой растительностью на лице нерешительно бродящий вдоль сидений и изредка подходящий к бару, борящийся то ли с похмельем, то ли со страхом полёта.
«Русский», – решил Макс.
Губы мужика шевелились и слова явно складывались в русский мат.
Громадный африканец в белом саване.
А хрен знает какой группе они принадлежат, но не охотников – точно, да и не жертв.
Макс прикрыл глаза и весь аэропорт привиделся ему планом с серыми точечками людей, как в очках дополненной реальности, только без надписей и навязчивых пояснений. Они зарегистрировались на рейс без очереди на отдельной стойке бизнес-класса, поменяли имена на билетах на свои, и теперь, их местонахождение может стать известно любому, кто может проникнуть в систему
Боковым зрением Макс видел и их красный чемодан уезжающий на ленте, вместе с вещами прочих пассажиров. Он взглянул на Марлен. Та впилась взглядом в чемодан и еще долго смотрела в черную дыру, где скрывался багаж всех пассажиров. На ее лице застыло напряжение.
В бизнес-лаунже Барт растерянно терся у бара в сотый раз принимая решение отказаться от чарки коньяка и выставляя новые доводы против этого решения. Макс накладывал себе еду, поскольку осознал, что кроме салатов в поезде не ел почти сутки. Марлен сидела с чашкой кофе на диване напротив панорамного окна.
Макс подсел к ней и взглянул в окно. У телетрапов стояли самолеты, ближайший заправлялся из огромного бензовоза, мимо сновали автобусы, ходили служащие в ядовито-зеленых жилетах.
Макс решил, что все опасности позади. Сейчас они сядут в самолет, прилетят домой, он обнимет сына. Амулеты, если Марлен так хочет, пусть забирает. Ему 2 миллиона хватит на всю жизнь. Купит квартиру, бэху пятерку, обеспечит сына. «Надо позвонить матери», – решил он. Как они? Сейчас звонить уже, наверное, безопасно.
В ладони пришла теплота опасности. Теплые точки замельтешили со всех сторон. Макс глянул на Марлен. Она изящно отставив мизинец пригубляла кофе, растерянно прилепившись взглядом к худенькому мальчугану вцепившемуся в ремешок сумки огромной, пышной дамы.
На мягком диване, несмотря на кипящую за стеклом бурную жизнь аэропорта, царили спокойствие и неспешность. В представлении Марлен только приглушенный рев самолетов выдавали истинную сущность времени. Она была бы почти счастлива, столько раз избежать смерти – это уже счастье если бы не боль внизу живота. Марлен судорожно подсчитывала цикл – нет, не должны начаться. Но чувствовала – вот вот начнется.
– Извините, мальчики я на минутку.
Ее опасения оправдались. Это настолько заслонило переживания последних дней и откинуло на несколько уровней назад. События эти вдруг перестали быть значимой картой. И осталась только она. Любящая женщина потерявшая любимого и не могущая иметь детей.
Ангел, ангел, где ты? Где ты?
Хрупкость оказалась еще более хрупкой. Это была просто серая пыль. Она вернулась на диван и отрешенно уставилась в стекло.
– Жена погибла, – выдавил Макс и уже ровно добавил. – Бывшая жена. Мать плачет. Автокатастрофа.
– Слушай, Макс, а может это дезинформация? Попытка найти тебя, приманить?
– Если это так, то задействовали мою мать, – сухо бросил Макс. – И кому это надо?
– А нельзя это проверить?
– Как?! То, что голос ее – сомнений нет. Слава Богу, что с сыном все в порядке.
– А что за автокатастрофа, – спросила Марлен. – Где?
– Мать плачет, подробности толком не сказала. На трассе где-то. Говорит, не одна в машине была. Сын с моей матерью. Мне срочно надо домой.
Барт посмотрел на часы:
– Скоро уже взлетаем. Нас отсюда пригласят.
– А я не могу никуда ехать, – сказала Марлен. – Мне в больницу надо.
Взгляд Макса был острым, такого острого Марлен еще не видела. Барт даже забыл заговорить, настолько был изумлен.
– Что? – уронил Макс.
– Кровотечение там, – и Марлен обозначила ресницами направление.
– Знаешь, у женщин такое бывает, – подавился шуткой Барт под незримой пощечиной от Марлен. – Надо, так надо.
И, чтобы замять неловкую паузу, показал вниз за окно:
– Интересно, не наши ли чемоданы едут.
Мимо самолетов, действительно ехал маленький паровозик из тележек с наваленными доверху чемоданами. Последняя тележка была почти пустой, на ней свободно лежали два коричневых в клетку и один ярко красный чемодан.
– Так это ж наш, – воскликнул Барт.