Следующая встреча с Думузи прошла также как и первая. И третья была отражением первых двух. Раз в погода они виделись. Раз в полгода они смотрели и не могли насмотреться друг на друга. Раз в пол года на несколько мгновений они оказывались близко друг от друга. И не могли коснуться.
Столетия, тысячелетия прошли мимо. Люди стали их забывать. Аккадцы подчинили все города черноголовых шумер один за одним. Пал и Урук под властью новых правителей. Но Инанне было все равно. До нее доносились слухи, что на земле в новой столице Вавилоне появилась новая богиня, Иштар. Которую люди считают воплощением самой Инанны. Люди сочиняют про нее легенды, приписывая самозванке подвиги Инанны. Будто-то, это Иштар принесла людям грамоту, будто Иштар спускалась в подземное царство.
Самозванка, оказалась не из скромниц. Она соблазняла богов, соблазняла правителей людей, всех, кого хотела, жестоко мстила тем, кто не мог доставить ей удовольствие. Жреческий блуд перешагнул пределы храмов, и из священного ритуала плодородия превратился в справление нужд. Блудилища теперь стояли на каждой улице, оскверняя те законы, которые Инанна принесла людям.
Но Инанне было все равно. Она превращалась в тень. Как и Думузи.
Люди их забывали. Они превращались в легенды. Старые сказки, которые не интересны даже детям.
Только одно не давало обрывкам их божественной плоти развеется в царстве забвения – долгий взгляд раз в полгода.
Шаг 8. В хрупкой мясорубке
Макс открыл глаза и огляделся. Кажется закимарил.
Это был большой холодный зал без окон. Окнами служили плакаты советского времени. Барная стойка с ветриной, скудным набором салатиков. Ряды дешевых столиков, за одним из них он задремал. Он посмотрел на стоящую перед ним рюмку водки и выпил.
За стойкой незримой мышью сидела официантка, и мурлыкал магнитофон.
Место называлось «Застой», на Звенигородской, здесь во времена Советского Союза похоже был сортир и не изменилось ничего. Только столики поставили. Даже цены были какие-то нереально маленькие.
И тут его снова накрыло. Светки больше нет. Он никогда не думал, что ее потеря может причинить такую боль. Вроде, после краткого моментика любви они всегда были больше врагами, чем друзьями, любовниками. Хотя любовники – слишком хорошее слово для обозначения их отношений. Вечное непонимание, дрязги, скандалы. Но теперь это всё было перечеркнуто. Была всепоглощающая боль потери.
Он много терял… Друзья, с которыми они за год службы срослись… Очень многих не стало, кого еще тогда поглотила война, кого потом дожевал быт. Погибла Светка несколько дней назад. Когда еще был жив Виктор, когда был жив Рачовски. Когда он был в Германии. Значит, это просто отголосок прошлого, такого далекого уже теперь. Европа, амулеты, погоня.
Ему не важно было, что погибла она вместе с Серегой. И вроде Серега был знакомцем. Да, пусть перебежал дорогу, пусть прилег с его женой… Бывшей женой. Но это их дело! По нему не было сочувствия, не было боли.
Как только он вернулся, похоронные и бытовые хлопоты заняли его полностью. Морг, кладбище, поминки. Барт вернулся и организовал какие-то счета. Расчетный и накопительный, чтобы он не смог потратить основной капитал, и мог получать какие-то проценты. Макс не спорил, хотя богатым себя не ощущал. Да, теперь о работе думать не было необходимости, а вот о всем остальном.
Макс подошел к стойке:
– Сто водки и салатик витаминный, пожалуйста.
Максу очень хотелось уйти от пожара боли, но алкоголь давал забыться только на мгновение.
Эта всё история с сокровищами. Вот почему! Он считал себя виноватым! Подсознательно. Он знал Серегу, как хорошего бойца, неплохого гонщика, завоевавшего немало кубков дымом асфальта. И он был за рулем. И вылетели они с трассы не просто. Это звенья одной цепи. Это из-за него они погибли. Только подсознание Макса расставило приоритеты. Серега сам влез в это дело и повел себя нелучшим образом, погиб и не больно. А Светка… Светка погибла – больно. Ведь родной была. Частью тебя. Хоть и не лучшей частью. А ведь в принципе сама ввязалась в это дело. Сама напросилась. Но – больно. Могла и не ввязываться.
Только итог был таким же. Эта мясорубка перемолола всех… Это могло коснуться и сына и мамы. На порохонах он плакал. Светка лежала, в гробу такая незнакомая, и такая недоступная. Пашка замолчал, и Макс не слышал ни слова от него, с момента возвращения.