– Павел Петрович, – представился он. – Директор Фонда друзей Михайловского замка. Меня, как ни странно, зовут так же как и его, – хохотнул он и кивнул неопределенно в сторону замка.
– Кого он имеет ввиду, – шепотом спросил Макс у Барта.
– Императора Павла Первого, – также шепотом ответил американец, и с укоризной добавил: – Стыдно не знать свою историю.
– А много у замка друзей? – спросил Макс директора Фонда.
– Кхе-кхе, – закашлялся он. – Достаточно.
Он ввел их во внутренний двор, который представлял из себя восьмиугольник. И тут же начал восполнять пробелы в образовании Макса, вещая о архитекторах замка.
Барт его тут же прервал:
– Павел Петрович, я знаю эти факты.
– Но другие! Другие не знают!
– Я другим расскажу.
– Пойдемте, пойдемте в замок, – и Павел Петрович провел их внутрь.
Директор сразу же провел их к лестнице, ведущей вниз. Лестница явно, в старые времена, предназначалась для слуг.
– Виктор просил меня выделить вам помещение, в котором вы могли бы работать, не покидая наш прекрасный замок, – почти заискивающе произнес Павел Петрович.
И он открыл неприметную дверь с табличкой «Служебное помещение». Она походила на каморку охранника. Стол, потертый диванчик, кровать, розетка с массивным тройником. И два старых деревянных стула. Вся мебель явно осталась со времен патентной библиотеки, занимавшей замок в советское время. Лак неприятного грязно-желтого цвета во многих местах слез, обнажая бурую основу прессованных опилок.
Боковой частью экспозиции были два слонопотама-охранника, которые ошивались рядом с комнатой.
Прямо из комнаты можно было спускаться в найденный подвал.
Директор музея вел экскурсию, сыпля исторические факты в вперемешку с анекдотами:
– Михайловский замок окутан многими легендами, – говорил он. – Даже по поводу красноватого цвета в который выкрашены стены замка существует предание, что на балу фрейлина, будущая фаворитка, выронила перчатку. Император поднял ее и восхитился цветом. Отправил тут же составителям красок для образца. Многие петербуржцы затем стали красить дома такой цвет. Но есть и другая версия, это колер Мальтийского ордена.
– А третья версия есть? – спросил Макс.
Директор в нерешительности кашлянул, скорее больше для проформы, почесал указательным пальцем кончик носа и поинтересовался:
– Какая третья?
– Ну вы предложили две версии. А есть третья версия событий?
– Не припомню, – пожал плечами директор и продолжил рассказ, – Даже строительство замка связывают с легендой. Павел, будучи человеком мистически настроенным, и говорят, обладавшим даром предвидения, пожелал умереть там, где был рожден… Но есть и другой вариант. Солдату, стоящему на карауле при Летнем дворце явился юноша в сиянии и сказал, что он архангел Михаил, и что он приказывает идти к императору и сказать, чтобы на месте старого Летнего дворца был построен храм во имя архистратига Михаила.
– Архи-кого? – переспросил Макс.
– Архистратига. Солдат донес начальству, а то в свою очередь доложило императору. На что Павел ответил, что ему известно желание архангела, и воля его будет исполнена. И распорядился о постройке нового дворца, при котором должна быть церковь архистратига Михаила, а дворец было приказано назвать Михайловским замком.
Барт думал о чем-то своем, а Макс впитывал информацию, то что ему рассказывали в школе было крупицами (сейчас они выглядели именно так) по сравнению с четкими словесными построениями этого небольшого человечка. Максу казалось, какая-то двойственность в этом человеке. Все у него по два. И так, и так. Чемодан с двойным дном.
Сам директор был человеком широким, казалось бы, – он должен светиться добродушием, но этого не происходило. Будто в нем сидел худой недовольный субъект с острыми глазами и жестким голосом и железной волей.
Этакая красивая румяная булочка оказалась черствой, несъедобной. Внешняя благодушная оболочка немного скрашивала ощущение неудобства, но иногда Макс видел того второго – жесткого. Появление это всегда было неожиданным. Черт из коробочки.
Затем они побродили по обычному подвалу, многие помещения которого служили складом. Барт вел себя сдержанно, но взгляд Барта цеплялся за каждую трещину на стенах, за облупленную штукатурку. Барт будто включил режим «собаки». Иногда он останавливался вкопано и смотрел на потолок или под ноги. Иногда подходил к стене вглядывался в ничем не отличающийся от других кирпич. Не знающий Барта человек скорее всего захотел бы вызвать скорую помощь, дабы отвезти Барта куда-нибудь на Пряжку и снять навязчивую вдумчивость и рассеянность.