Макс не шевелился. Директор прошел по мостику и исчез.
Пока Макс размышлял соваться ли в «теру инкогнита» или нет, директор появился, вернул ступню рыцаря в исходное положение, мостик поднялся, и когда Макс готовился треснуть кашлюна – уйти он уже не успевал, директор пошел по ступеням вниз.
«Твою мать! Ни забрало, ни оружие… Ступня! – тупо перебирал слова Макс, мягко перебирал ногами, не теряя из вида директора. – Старый, хитрый жук! Еще на экскурсию нас водил!»
Макс осторожно шел за ним, босиком он передвигался почти бесшумно, а директор, сам того не зная, мог показать, как открываются решетки. Так и получилось. Не доходя до решетки метра два директор ткнул в стену, подошел к решетке легко отодвинул ее, прошел, закрыл за собой, через пару шагов снова ткнул в стену, почти у самого пола. Шаги его стихли.
Макс стоял облепленный темнотой, в глазах плавали огненные круги, то ли отблески исчезнувшего фонаря, то ли вселенные внутреннего мира. Тишина уплотняла темноту еще больше. Если бы не тактильные ощущения ног, Макс еще вытянул руку, прикоснувшись к стене, то можно было бы сойти с ума.
Наконец, он включил фонарь и почти ослеп, быстро содранная темнота повисла куполом. Снова кружились яркие пятна в глазах. Когда зрение вернулось, Макс подошел к месту, где директор коснулся стены. Этот кирпич он нашел почти сразу. Подошел к решетке, отодвинул, закрыл. Вторичное нажатие кирпича блокировало решетку.
Макс снова нажал кирпич, и пошел дальше.
За дверью, открывшейся с некоторым усилием, но не запертой была металлическая лесенка. Поднявшись по ступеням, Макс попал в обыкновенную комнату, через жалюзи пробивался свет. Макс глянул в окно в некотором освещении кремово сиял подсвеченный Инженерный замок.
Макс вернулся, закрыл решетку и прошел по ходу. Ему не терпелось пощекотать стопы рыцарям.
Он повернул левую стопу, как это делал директор, до щелчка. Он почувствовал механический толчок. Макс взялся за решетку, та практически без усилия опустилась, как мост. Видимо, управлялась противовесами. Макс посмотрел на ладони – свежее машинное масло.
«Славно, когда механизмы обслуживают», – подумал он.
За проходом был лабиринт из комнат. Вернее, один большой зал в виде лепестка четырехлистника с крестами колонн, которые условно делили лепесток на 21 часть. У самого основания лепестка стоял одинокий рыцарь. Голые кирпичные стены. Ни решето, ни чего. Макс на удачу повернул стопу рыцаря. Ничего не произошло. И судя по плану проходы были не здесь, а снаружи.
Макс проверил и остальные лепестки, они были похожи на первый.
Четырехлистник открылся. Где-то в его сердцевине должна быть удача.
Шаг 26. Пузырьки яда в бокале интуиции
Когда Макс поднялся наверх, уже расцвело. Барт продолжал храпеть, источая жестокий перегар.
«Как тебе сегодня будет, Барт?» – подумал Макс.
Макс так и не смог заснуть, мысли разрывали голову. Он думал обо всем сразу, как огонь пожирает множество дров так и он охватывал сразу все мысли: о маме, о жене, вообще о женщинах – конкретных и неконтретных. Думал о сыне, о подземельях, о древних богах, о смерти Павла, о Викторе, о жуке директоре, о ларце, о драке с Серегой, о поломанной ноге Сереги, о поломанное его судьбе, о войне.
Ровно за минуту до пиликанья будильника Барт перестал храпеть и чмокать, поднял голову и хрипло спросил:
– Опохмелиться есть?
– Спросил колбасы у собаки!
– Я Виктору вчера звонил. Он просил заехать.
– Нам делать больше нечего, чем разъезжать.
– Виктор сказал, что не может сам появиться. Но очень ждет новостей. Я подумал, что можно навестить нашего старичка.
– Тому виднее, у кого нос длиннее, – отозвался Макс.
Он не хотел рассказывать о ночных находках. Он много бы отдал за визуальное наблюдение за удивлением Барта.
– Нос? – Барт недоуменно почесал кончик носа.
– Это поговорка такая.
– Fuck! Похмелиться бы!
Тут же на пороге появился директор.
«Вот у кого длинный нос», – подумал Макс.
– Здравствуйте, кхе-кхе, здравствуйте! Как у вас успехи?
– Паршиво, – ответил Макс. – Опохмелится человеку требуется.
Директор потер руки.
– Сейчас сделаем, у меня завалялась бутылочка.
Завалявшееся бутылочка оказалась армянским коньяком пятнадцатилетней выдержки.