– Меня с недавних пор уже ничего не удивляет.
– Орден осуществляет благотворительную деятельность по всему миру. Это его изначальное и главное признание. Но Орден также обладает и сильным политическим влиянием на многие государства Африки и Азии, да и Европы тоже. Вот поэтому у Лингфилда могущественные покровители, и он может многое узнать про любого человек.
– А почему вы мне это все говорите? – именно близость шепчущих губ итальянки, и инстинкт самосохранения заставил засомневаться в ее откровениях.
– Орден всегда был оплотом католичества и был призван помогать больным. Англичане предают его идеалы. Многим у нас в Ордене это не нравится. Но нас становится все меньше. В рыцари принимают англичан, американцев, которые работают на политику.
– А сами-то вы не занимаетесь шпионской деятельностью? – спросил Макс. – Подобрались к Бальи, он вам доверяет, а вы его планы хотите нарушить.
– Я не настолько близко подобралась к нему, – сказала она и ее грудь почти коснулась его, она смотрела прямо ему в глаза, губы чуть приоткрыты.
Макс не смог себя сдерживать, он обнял ее, слегка притянул к себе, губы встретили приоткрытые губы. Сладкий вкус. Он чувствовал ее каждой клеткой тела. Руки устроили слалом на ее спине, не чуждаясь и других местностей. Макс снежинками мыслей, еще не поглощенных страстью, смог отметить, что творение лондонских пластических хирургов было безупречно. Огонь полностью охватил его. Но тут пришло спасение – пошел ливень, двое дернулись и инстинктивно разжали объятья. Дым, горький дым разочарования. И сладкий вкус на губах.
«Откуда здесь дождь! …» – и Макс выругался по-русски. И только тогда он понял, что это сработала пожарная сигнализация. Через минуту поток воды иссяк. Мануччи была вся мокрая, но прекрасной быть не перестала. Платье подчеркнуло каждый изгиб, выпуклости, впадинки тела, Макс ощутил пустоту черепной коробки, глядя на итальянку. Мыслей не было, только желание. Ее глаза были испуганы, оттого желание защитить, успокоить у Макса только выросло и окрепло. Но глядеть пришлось не долго – выключился свет.
– Надо выбираться, если это пожар, то нас будут искать, – услышал в темноте ее низкий взволнованный голос. – Я не хотела бы, чтобы Лингфилд понял, что я с тобой…– она оборвала фразу.
– Выбираться? – эхом прозвучал Макс, «о чем она говорит? Ведь все только начинается».
И причем здесь этот англичанин?
– Но ведь это Лингфилд попросил тебя показать коллекцию, почему тебя это волнует?
– Лингфилд хотел поговорить с Марлен без тебя, – холодно отрезала Мануччи. – Иди за мной, вернее за моим голосом, я хорошо знаю этот кабинет, это мой офис.
Макс мог бы найти ее в темноте не только по голосу, вода не погасила жар, исходящий от прекрасной итальянки. Он чувствовал этот жар и на расстоянии. Усилием воли Макс удержал себя в рамках приличия.
Шаг 20. Отдушина искусства
Марлен любила современную живопись. За разноцветными квадратами и непонятными кляксами она ощущала энергию, обнажённые чувства. Для нее, как для психолога, эти пятна были отпечатком эмоций художника, моментальным слепком души автора, души раздираемой метаниями, горестями, радостями, противоречиями.
Лингфилд оказался прекрасным экскурсоводом. Было совершенно понятно, что эта выставка – его детище. Он знал каждую картину, знал ее историю, так будто лично отбирал картины для выставки. Он рассказывал об авторе на своем аристократическом английском языке так, что Марлен заворожённо следовала за ним повсюду. Барт плелся сзади, почти не слушая англичанина.
– Дорогая Марлен, – Лингфилд обернулся с открытой улыбкой, – не желаете ли оказать мне честь и осмотреть коллекцию картин на втором этаже? Там не выставка, а частная коллекция.
– Буду польщена подобной возможностью, – Марлен поймала себя на том, что общаться на красивом английском высшего света ей доставляет удовольствие.
Они стали подниматься по неширокой, но старинной лестнице. Барт последовал за ними. При всем недоверии к англичанину, Марлен кольнула легкая досада. В кое-то веки за ней ухаживает такой галантный аристократ, богатый духовно и материально. Даже образ Алекса совсем не давал о себе знать.
Зато Барт давал. Картины на втором этаже его заинтересовали сильнее. Он останавливался у каждой и постоянно спрашивал у Лингфилда. Тот, совершенно не выказывания неудовольствия, с приятной улыбкой отвечал. Но по тому какие слова применял англичанин, и как он строил фразы, Марлен поняла, что он не в восторге от чрезмерного любопытства Бартоломью.
Помещение на втором этаже были меньше, чем на первом, эта в общем-то, была целая череда маленьких комнат с открытыми дверьми, как галерея. Все стены утыканы картинами. Частный музей был предназначен не для массового посещения, а для созерцания лишь хозяином и показа избранным гостям. Здание, построенное полтысячелетия назад подчеркивало значимость собрания произведений.