Медленным движением брат Франсуа осенил крестом склоненную головку Зефирины. Лукавый дьявол как будто бы подтолкнул Зефирину, и она воспользовалась моментом, чтобы прошептать:
– В любом случае, я надеюсь, что все это мне пригодится, когда однажды я буду читать «бесценную жизнь мессира Гаргантюа»!
Внезапно округлившиеся глаза брата Франсуа Рабле поведали ей, что она сумела отомстить за всю греческую и латинскую премудрость, которыми пичкал ее добрый монах в течение долгих лет учебы…
– Прощайте, брат Франсуа! Прощай монастырь Сен-Савен! Прощай, детство! Погоняй, Ла Дусер!
Четыре мула, впряженных в повозку, весело стучали копытами по дорогам долины Луары. Да здравствует свобода!
Радостными криками отвечали Луиза и Зефирина на приветствия крестьян, работавших в полях. Трясясь в открытой повозке, на свежем воздухе, укрывшись от весеннего солнца под установленным на повозке балдахином, они восхищались всем: деревнями, приютившимися под сенью лесов, стрелами колоколен, виноградниками и своенравной рекой, которая лениво текла меж своих серебристых берегов.
– Воистину, барышни, это изумительно! Как у нас говорят: «Луара – это баба, обцелованная нашими королями…» О, простите…
Очень гордый тем, что был произведен в чин пажа, Ла Дусер делился личными впечатлениями, указывая пальцем на королевские воды. Его обязанности ментора были легкими. Луиза и Зефирина восхищались всем, приходили в восторг от всего, смеялись и поминутно просили остановить мулов, чтобы лучше осмотреть окрестности.
Солнце отражалось в водах реки. Ослепленная, захмелевшая от свежего воздуха, от света и от нового чувства свободы, Зефирина прикрыла глаза рукой. Лодочники ловко и уверенно вели свои суденышки меж покрытых зеленью островков и песчаных отмелей. Паром, на котором находилось около дюжины молодых всадников, пристал к берегу. С громкими криками и восклицаниями эти щеголи в охотничьих костюмах, вскочили на своих лошадей. Они галопом пронеслись мимо девушек в повозке, когда Луиза вскричала:
– Гаэтан! Гаэтан!
Один из всадников придержал свою лошадь.
– Клянусь зеленым единорогом! Луиза… это вы! Господа, смилуйтесь! Остановитесь! Это моя младшая сестра!
Как настоящий кавалер, юноша спрыгнул с лошади на каменистую дорогу. Изящным движением сняв украшенную султаном из перьев шляпу, он проворно взобрался на повозку.
– О, Гаэтан!
– Луиза! Родители уже известили меня о вашем приезде в Посонньер. Итак, вы возвращаетесь из монастыря. Ведь я по крайней мере три года совсем не видел вас… Дайте мне на вас полюбоваться, сестренка! Вы превратились в настоящую барышню!
Пылко расцеловавшись с братом, обретенным после долгой разлуки, Луиза обернулась к подруге:
– Зефи, дорогая, представляю вам моего брата Гаэтана!
Внезапно оробев от присутствия мужчины, Зефирина сумела лишь только привстать, чтобы сделать реверанс, затем с чопорным видом склонила голову.
– Ах, так вы та самая знаменитая Зефирина де Багатель, о которой нам всегда пишет в письмах Луиза! Ваш покорный слуга, мадемуазель!
Гаэтан де Ронсар поклонился с изяществом и непринужденностью человека, постоянно бывающего в обществе.
Еще безусый и безбородый, он был старше Луизы и Зефирины всего на два или три года. Он был высок ростом и хорошо сложен, его голова намного возвышалась над головами девушек. Тонкий, очаровательный, с каштановыми волосами и серыми глазами, в которых отражалось небо над Луарой, Гаэтан де Ронсар медлил, и было видно, что молчание Зефирины возбудило его любопытство.
Его спутники уже окружили повозку. Они смеялись, наклонялись к шеям своих лошадей, надвигали на глаза шляпы и круглые береты, из-под которых спадали на плечи довольно длинные волосы, дерзко, в упор разглядывая девушек.
– Клянусь Богоматерью, оруженосец, вы правите довольно красивой упряжкой!
– Остерегитесь, как бы в дороге у вас не похитили эти прелестные создания! – любезничали молодые люди, делая вид, что обращаются к Ла Дусеру, но в то же время отвешивая глубокие поклоны девушкам.
– Черт побери, Ронсар, вы что, о мулах так говорите? – воскликнул, смеясь, красивый щеголь, сидевший верхом на сером в яблоках жеребце.
– Что это вы там несете, Буа-Леже, мои ослепленные глаза могут видеть только солнце!
От взглядов молодых мужчин, от их двусмысленных слов Зефирина чувствовала себя все более и более неловкой, несчастной, глупой. Она вдруг рассердилась на брата Франсуа и на монахинь из Сен-Савена, ибо те совершенно не научили ее, как вести себя в подобных обстоятельствах.
«У них такой вид, будто принимают нас за тупых гусынь. Какая наглость! Я должна сбить с них спесь и сказать что-нибудь умное!» – думала Зефирина, испытывая адские муки, но в голове у нее было совершенно пусто.
Некоторые всадники уже выказывали нетерпение:
– Довольно, Ронсар! Простите нас, барышни! Кабан ждать не будет!
Призванный к порядку, Гаэтан раскланялся:
– До свидания, сестрица! До очень скорого свидания! Мадемуазель де Багатель, мое почтение! Я надеюсь скоро вас увидеть!
Гаэтан задержал дольше, чем положено, пальцы Зефирины в своей руке без перчатки.
Зефирина, хотя очень неопытная, чувствовала, что юноша старается поймать ее взгляд. Странное томление охватило девушку. Стоя на внезапно ослабевших ногах, она хотела улыбнуться томной улыбкой, но тут же поняла, что не следует вести себя подобно одураченной индюшке. Внезапно на нее снизошло озарение, и она сухо бросила:
– Ut fata trahunt! Как поведут нас судьбы, сударь!
При этой реплике Гаэтан замер, и было видно, что он ошеломлен.
Юная вздорная и чопорная девица, почувствовав в парусах дуновение ветра победы, решила еще более подчеркнуть свое превосходство.
– Tranit sna quemque voluptus, что означает, как известно каждому: «о вкусах не спорят, и каждый получает свое удовольствие в том, в чем он его находит…» К вашим услугам, сударь! Господа, нас ждут! Вперед Ла Дусер! Tarde venientibus ossa, что означает: «тот, кто опаздывает к столу, получает лишь кости».
И более не заботясь о совершенно ошеломленных такой образованностью молодых охотниках, Зефирина вновь уселась под балдахином повозки.
– Ох, ну и люблю же я всякие такие штучки! О-ля-ля… какая же вы ученая барышня, Зефирина! – восторгался Ла Дусер, щелкая кнутом.
Звук галопа возвестил Зефирине, что всадники удаляются.
– Это правда, вы были удивительны, Зефи. Гаэтан все смотрел на вас, так смотрел… но он, бедняга, едва умеет читать, вы его повергли в совершенный ужас! Он никогда больше не осмелится заговорить с вами!
Не отвечая на смех своей подруги, Зефирина обернулась, чтобы бросить взгляд на облачко пыли, постепенно исчезавшее у опушки леса.
Мулы вновь весело застучали копытами. Луиза и Ла Дусер перебрасывались фразами, Зефирина же слышала лишь их голоса, не понимая смысла слов. Прохладный свежий воздух внезапно опьянил ее. Ветер трепал отливавшие медью пряди. Ее глаза, более зеленые, чем трава на лугах, сверкали.
Очаровательным жестом Зефирина прижала обе руки к сильно бившемуся сердцу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВРАГ
ГЛАВА VIII
МАЧЕХА И ПАДЧЕРИЦА
Была уже почти ночь, когда Зефирина, проводив свою подругу Луизу де Ронсар в Поссонньер, оказалась в поместье Багателей.
Ей очень хотелось подняться к себе в комнату, открыть свой дорожный сундук, чтобы привести себя в порядок, но Пелажи, расцеловав ее в обе щеки, объявила, что «господин маркиз и госпожа маркиза ждут ее в розовой гостиной».
– Будь с ней поласковее! – посоветовала Пелажи.
Зефирина не могла больше отступать. Нужно было примириться с неизбежностью и отдать дань вежливости мачехе. Донья Гермина тотчас же поднялась с места, опередив мужа, как только вошла Зефирина:
– Дорогая малютка, я так счастлива… Какой прекрасный день, день возвращения блудного чада. Подойдите скорей, дайте мне вас обнять!