Игорь Чио
Божественная жемчужина. Часть I. Тайна двойственности
Глава 1. Миф о дракайне
2010 год, 20 мая
Лос-Анджелес, Калифорния
На вечеринке в честь дня рождения внучки легендарного Винсента Гарднера было весело всем, кроме именинницы Дианы; ей казалось, что никто не способен видеть ту внутреннюю красоту, которую она лелеяла в себе для Стива Харви, но он опаздывал, поэтому сердечко Дианы билось грустно и тревожно.
Рядом топтался ее бывший парень Кевин Смит. Он все еще надеялся.
— Кевин, почему ты так настойчив? — спросила Диана. — Чем я тебе нравлюсь?
— Ты… — он помедлил, изучая ее внешность, — тихая и незаметная.
— Что в этом хорошего, Кевин?! — ужаснулась Диана; ей хотелось казаться совсем другой: яркой, особенной, запоминающейся.
— Я люблю, когда все под контролем, — ответил он и пояснил репликой из своей роли в школьном спектакле по пьесе Мольера: — Дурнушка глупая милее, чем та, что чересчур красива и умна.
— Ди, не слушай Кевина, он просто вонючий скунс, — равнодушно заметила милашка Китти Палмер, поправляя на запястье тонкий золотой браслетик. — Лучше посмотри, что мне подарил фанат твоего деда. Хоть кто-то оценил, что я твоя лучшая подруга.
Диана вздохнула и мечтательно посмотрела на верхушки кипарисов.
— Все это неважно… главное, Стив меня любит.
Китти фыркнула и закатила глаза:
— Ди, очнись! Стиву нравится Молли.
Диана проснулась и открыла глаза.
«Стиву нравится Молли? А как же я? Нет, нет, он меня любит, это просто сон…»
Она полежала несколько минут, встала с кровати, сходила в душевую, затем вернулась в спальню и подошла к круглому зеркалу.
— Я люблю себя… — сказала она своему отражению, мило улыбаясь, но вдруг в ужасе отпрянула в сторону и наткнулась спиной на кого-то сзади.
Испугавшись еще больше, Диана резко обернулась и увидела свою маму.
— Доченька, извини, дверь была открыта, и я… — мама запнулась, взгляд ее стал подозрительным, а тон строгим: — С кем ты разговаривала?
— Не знаю, я просто…
— Немедленно отвечай! Кого ты увидела в зеркале?!
— Никого! Мне показалось! — Диана сорвалась с места и бросилась вон из своей спальни.
***
Определить возраст Мариэн Гарднер, женщины элегантной в душе и опрятной в образе мыслей, было также сложно, как цвет прозрачной морской воды, играющей лунными бликами. Многие из знакомых Мариэн и даже ее близкие полагали, будто она обладает секретом вечной молодости, но лишь один человек во всем мире знал, что, глядя на Мариэн, видит не результат ухода за внешностью, а духовную красоту фемины, обращенную вовне. Этим человеком был ее покойный муж Винсент Гарднер.
Мариэн уединялась в его кабинете, когда хотела общения с книгой или собой. В таких случаях она оставляла на дверной ручке снаружи фиолетовый шелковый платок, выполняющий роль таблички с просьбой «Не беспокоить». Домашние при виде этого сигнала невольно оценивали важность причины, по которой хотели говорить с Мариэн, и, если дело оказывалось не срочным, предпочитали ее не тревожить.
Рабочий кабинет знаменитого Винсента Гарднера, просторный, но по-британски тяжелый и основательный, с большим кожаным диваном, массивным письменным столом и высокими книжными полками до потолка, был наполнен сосредоточенной тишиной. Мариэн взяла в руки томик с мемуарами наставницы Проклятой девы, устроилась в кресле поудобнее и приступила к чтению.
Из мемуаров Марии Кавелье
Мон-Шант, Франция, 1912
Почти двадцать лет назад я держала на руках годовалую девочку, обезображенную родимым пятном на половину лица. Это был чудо-ребенок, которого я нашла по зову сердца и велению шепота, звучавшего в моей голове. Девочку звали Мелания. Ей было предначертано разорвать устаревшие путы мужского мира, но она явилась на свет проклятой этим миром, ибо была непокорна ему до своего рождения.
Я взяла веер, прикрыла левую сторону детской головки и позвала старую повитуху Пенни:
— Посмотри, малышке всего год, но уже видно, как она красива. Если бы не это ужасное черное пятно…
— Красота от дьявола, — проворчала Пенни.
— А уродство от бога? — спросила я. — Тогда зачем женщинам такой бог?
Мои вопросы не понравились доброй повитухе; она согнулась пополам, как надломленный сухостой, и принялась сердито сматывать около открытого сундука какие-то тряпки. Кажется, в тот момент нечто похожее она проделывала и в уме, со своими мыслями. За те девять месяцев, которые мы к тому времени прожили в уединенном доме среди унылых болот Девоншира, я успела привыкнуть к этой ее манере тщательно наматывать мысли, прежде чем произнести нравоучение.