— Кое-что ясно, но многое непонятно, особенно насчет того, что она в прошлом, будущем и сущем.
— Постой, давай-ка поподробнее. Что тебе стало ясно из письма?
Маргарет вздохнула и стала методично перечислять:
— Тебя волнует тайна, которая касается меня; твой отец знал разгадку, но утаил при жизни. Дальше он пишет о времени и месте встречи со мной. Седьмой лунный день начался вчера и закончится сегодня, не помню во сколько, но здесь важна отсылка к астрономии и голове терминатора…
— Постой, ведь это граница между светом и тенью!
— Слава богу, ты пришел! О Фосфоре и Геспере ты уже догадался — это вторая астрономическая отсылка и еще одно указание на место моего появления и нашей первой встречи. Я вечерняя звезда, Диана утренняя, а вместе мы одна планета. Только мне это не нравится, потому что я и Диана — это совсем не одно и то же.
— А описания Звезды?
— Это все про меня, начиная с голоса, — невозмутимо заявила Маргарет, наклонилась к уху отца и заговорила плотоядно, слегка сонно, будто нежась в шелковых объятиях ароматной постели: — А-ах… я знаю, что мужчинам нравятся дамы с низкими грудными голосами и хрипловатым тембром… они кажутся доступными… ты уже чувствуешь, как твоя воля растворяется в моем голосе? Ты уже знаешь, что выполнишь любое мое желание?
Голос дочери исходил откуда-то из глубин ее существа и давил на сознание, вытесняя его область неконтролируемого.
— Маргарет, перестань, по мне гусиная кожа поползла. Я уже хочу сбросить скорость, но тут нельзя, мы попадем в аварию.
Она отстранилась и сказала обычным своим голосом:
— Это мурашки… Я потратила кучу времени, чтобы научиться петь сиреной. Ненавижу просить, особенно у мужчин, но внушать им то, что я хочу, совсем другое дело. Это как влезть в шкуру питона Каа и говорить с бандерлогами.
— А что насчет всего остального? — спросил Альфред и добавил из вежливости: — Пойми, мне сложно поверить, ведь мой отец тебя совсем не знал.
— Знал, раз описал меня так точно, — возразила Маргарет. — Про Пандору, надеюсь, все понятно, я уже взялась сыграть ее. Сценарий спектакля мне не дали, но это поправимо. Что там еще? Ах да, жемчужина. Это значение моего имени в переводе с греческого. Черная значит редкая, а то, что черный перламутр имеет богатую гамму пепельных оттенков — простая очевидность. И кстати, я брюнетка, это мое кредо, — она снова заглянула в зеркало. — Ужасный цвет… обязательно перекрашусь, когда будет время.
— Ты ночной мотылек?
— Вполне возможно, я люблю ночь. Кажется, мой дед знал обо мне больше, чем я сама; говоря о крови в огне, он, конечно же, имел в виду рубины. Обожаю эти камни. Просто дурею от них…
— А что с цветком?
— Пока не знаю, но узнаю обязательно.
— Почему важно хранить молчание?
— Относительно меня строят какие-то планы, поэтому болтать не следует. Про ключ к откровениям ничего не понятно, кроме того, что он не один. Второй спрятан в письме для Мариэн Гарднер. Теперь скажи, что за тайна тебя беспокоит?
— Это… связано с тобой, Дианой и моим сном восемнадцатилетней давности.
— Вернемся к этому позже, а что со вторым письмом?
Альфред с осуждением посмотрел на Маргарет, собираясь укорить в любопытстве, но снова промолчал. Блеск в ее взгляде напомнил ему голодную кошку, которая увидела лакомство в руках человека и уже знает, что это для нее.
— Второе письмо запечатано.
— Самое время распечатать, — сказала она, будто речь шла о конфете в обертке.
— Нет! — решительно возразил Альфред, — это письмо адресовано моей матери.
На капот джипа запрыгнула черно-белая кошка. Ступая мягко и неторопливо, она подошла к лобовому стеклу и уселась прямо перед девушкой.
— Привет, чего тебе? — спросила Маргарет, всматриваясь в кошачьи глаза.
Животное приоткрыло пасть, издавая какие-то звуки, но в салоне джипа их не было слышно.
— Какую еще птичку? — сердито спросила Маргарет.
Кашка беззвучно мяукнула, лениво поднялась и спрыгнула на асфальт. Альфред, скептически наблюдавший за этой короткой беседой, спросил не без иронии:
— Неудачные переговоры?
Маргарет равнодушно пожала плечами:
— Она хочет, чтобы я посадила птичку в клетку.
Альфред молча отвернулся и завел двигатель. Неторопливо выехав на 5-ю Западную улицу, он сообщил тоном участливым и мягким:
— Маргарет, милая, мне крайне интересно все, что происходит с тобой и Дианой, но если вздумаешь шутить так в присутствии мамы, то в нашем доме соберутся все психиатры Калифорнии.