Только самая крайняя необходимость могла заставить их обратиться к посторонним, ибо они предпочитали беседовать между собой. А поговорить было о чем: ведь близнецы, будучи зачаты совсем недавно, уже являли собой величайшее достижение мировой культуры! Правила счета, квадрат гипотенузы, особенности мелового периода были для них сущим пустяком. То, над чем корпят по нескольку лет тупицы из начальной школы, они усвоили молниеносно и смаковали как настоящее лакомство предметы гораздо более занимательные. Им не исполнилось еще и трех месяцев, а они уже знали, кто такой Блаженный Августин, - это был не только один из Отцов церкви, не только автор "Исповеди" и "Града Божьего", но также (самое главное!) человек, чьим именем названа знаменитейшая станция парижского метро. Они без труда могли назвать всех представителей семейства тыквенных, им были досконально известны аргументы сторон в нашумевшей дискуссии по поводу постепенного или катастрофически мгновенного исчезновения динозавров. Наконец, на основополагающий вопрос, как звучит "Микки Маус" по-итальянски, они без запинки выпаливали: "Тополино!"
Анатомию они изучили еще до того, как обзавелись собственной, и со знанием дела рассуждали о различиях между дермой и эпидермой, хотя кожа только начала у них нарастать, а также описывали в деталях строение хрусталика вкупе с роговой и радужными оболочками, когда еще не видели ровным счетом ничего. Пусть прочие зародыши развлекаются созерцанием растущих ножек и ручек, равно как медленным становлением дыхательной и сенсорной системы, а они уже освоили сложнейшие абстрактные понятия и символы, без всяких усилий отделяя главное от второстепенного в том потоке информации, что поступал извне. Благодаря невероятно высокому коэффициенту умственного развития (измерить который невозможно, так что и пытаться не стоит) они легко решали труднейшие задачи. Не было такой проблемы, в которой для них осталось бы что-то неясное, - оптимальным ритмом их жизни стал сверхнапряженный труд. У них не было времени, чтобы спать, ибо ждала их более высокая миссия. Уже на заре, в тот час, когда обыватели мирно дремлют, близнецы принимались за работу и каждый день обгоняли остальных младенцев на несколько месяцев. Между ними никогда не возникало тех вздорных перебранок, что отравляют жизнь братьям и сестрам. И если Луи, поддаваясь искушению, порой пытался ущипнуть Селину или подставить ей ножку, та очень серьезно говорила ему:
- Нет, Луи, глупое соперничество между полами не для нас, ибо мы рождены для иного. Нам нужно соединить силы, чтобы помогать, а не мешать друг другу. Норма никогда не станет нам отечеством.
- Ты права, Селина! Как жаль, что мне не всегда удается противостоять общепринятой рутине!
Они заранее уготовили себе неповторимую судьбу: случай даровал им немыслимую фору по сравнению со сверстниками, и такой шанс нельзя было упускать. Ведь в свои шесть месяцев они накопили больше воспоминаний, нежели столетний старец, а в скором времени будут обладать памятью всего человечества! Поскольку они уже могли воспринимать стереозвук и обрели полноценное бинокулярное зрение, то приступили к систематическому анализу информации. Привлекало их лишь то, что дает пищу разуму и бросает вызов мышлению. Они ничуть не походили на обычных шаловливых или крикливых детей; им не нужны были погремушки с игрушками - одни только теории и теоремы, больше ничего. Эта пара училась очень усердно, не прекращая занятий ни на минуту, вечером же, свернувшись в один клубок наподобие рептилий, близнецы повторяли друг другу усвоенное за день. Малейшая задержка с получением новых данных приводила их в безумную ярость, и они соизволили наконец-то подать голос на третьем месяце лишь в тот момент, когда познавательные инъекции вдруг резко сократились.
По правде говоря, этим зародышам, еще не ставшим людьми, вовсе не хотелось разговаривать с матерью. Она представлялась им болтливой сплетницей, от которой можно было ожидать только вздорного квохтанья и тупых наставлений. Отнюдь не считая себя продолжением материнского тела, они рассматривали матку как временное пристанище и жили собственной жизнью в ожидании свободы. Они не принадлежали к тем сверхчувствительным детям, которые забиваются в угол или начинают дуться, если мамочка не уделит им должного внимания. Напротив, им нужен был лишь благожелательный нейтралитет. Главное же, ей следовало помалкивать, когда нечего сказать! Она раздражала их тем, что принималась громко читать вслух уже усвоенную ими статью, причем запиналась и мямлила, как последний тупица в классе. О человеке, который ей помогал, они пока не составили определенного мнения, но чихали и на него (носики у них были крохотные, как положено в этом возрасте). Все эти жалкие людишки их совершенно не интересовали.
Однако им пришлось обратиться к Мадлен за помощью, чтобы научиться читать. Походя в этом отношении на некоторых деревенских жителей, одаренных феноменальной памятью, но в глаза не видевших ни одной книги, они были чистым продуктом устного обучения. Дабы приобщить их к таинствам алфавита, доктор Фонтан изобрел тактило-визуальную систему. Посредством зонда он передавал в амнеотическую пазуху светящиеся изображения букв, составленных из мерцающих иголок, - их форма таким образом становилась внятной прикасавшимся к ним пальцам. Эти осязаемые буквы через сутки рассасывались. Мадлен, следившая за ходом операции на экране при помощи камеры, направленной прямо в живот, называла букву или буквосочетания, оказавшиеся у них в руках. Быстро разобравшись с гласными и согласными, со строчными и прописными, они освоили чтение через неделю, а затем одним махом и уже без участия матери изучили кириллицу, санскрит, арабскую вязь и иврит.
Очень скоро обнаружилось, что Селина для Луи значит больше, чем просто сестра или школьный товарищ, - она была учителем жизни и наставником-руководителем. Даже при явной склонности Селины к естественным наукам - в отличие от Луи, проявлявшего живейший интерес к дисциплинам гуманитарным, - она развивалась так стремительно, что первенствовала во всех сферах познания. Она обожала геологию и ядерную химию, но с неменьшим пылом отдавалась литературе и классической музыке, к которой их приобщила мать, включая каждый вечер соответствующие записи. Объяснив Луи основы нейроэндокринологии, она тут же читала ему вслух какое-нибудь стихотворение Ронсара и узнавала на слух либо трио Брамса, либо симфонию Шостаковича - по первым же тактам. У нее был поистине энциклопедический ум! Она не ленилась постоянно напоминать брату, каким образом произошло их зачатие, особенно упирая на жертвенность трехсот миллионов сперматозоидов, из которых лишь одному удалось в мучительной борьбе достичь яйцеклетки.
- Разве не является это, дорогой Луи, свидетельством безжалостного отбора, совершаемого природой во имя сотворения лучших из лучших? Запомни же хорошенько: мы выжили в этой бойне, поскольку мы одни были достойны избрания.
Она убедила его не тревожиться по поводу слишком больших размеров мозга, который выступал из головы наподобие полей широкой шляпы. Только заурядным личностям пристало заботиться о внешности. Пусть его разум властно приказывает материи подчиниться, приведя ее в полную покорность и заставляя развиваться безропотно.
- Ведь ты же не станешь упиваться мыслью, братец, что тело твое состоит из воды, газа и молекул? Или тем, что благодаря убыстренному сердечному ритму вырабатываешь тестостерон, а я - острадиол? Ведь тебе безразлично, что я девочка, тогда как ты мальчик?
- Разумеется, Селина! Для нас это не имеет никакого значения, ибо мы превзошли разделение и вражду полов.
Селина просила Луи не поддаваться чувству признательности к родителям - разве заслуживают благодарности мужчина и женщина, которые доставили удовольствие друг другу, совершенно не задумываясь о нас? Отец с матерью это всего лишь ступеньки; отталкиваясь от них, можно набрать высоту. В особенности же вдалбливала она в голову брату-близнецу понятие их исключительности. Она повторяла вновь и вновь, что им обоим нет равных в мире и что вся Вселенная оцепенеет от изумления, когда они появятся на свет. Уже сейчас им удалось избегнуть двойного проклятия, тяготеющего над смертными в сфере науки, - чрезмерно узкой специализации и поверхностного дилетантизма. Они будут блистать во всех отраслях знания, соединят дух синтеза с духом анализа, охватят взором как детали, так и целое. Вершиной же их жизни станет исследование мозга. Они сделают этот темный континент прозрачным, как алмаз, и тогда сознание проникнет в самые потаенные уголки психики. Короче говоря, это маленькое сообщество было проникнуто обоюдным восхищением, и каждый из них восторгался мудростью другого. Однако главную скрипку в этом дуэте, несомненно, играла Селина.