Он натянул поводья и поманил. Двое слуг подошли к обоим Александрам и встали, готовые принять их коней.
– Теперь вы, сынки.
Александр, смотревший, как вожди входят в театр, быстро оглянулся на отца:
– Разве мы не с тобой?
– Нет, – твердо ответил Филипп. – Неужто вам не сказали? Я иду один.
Жених смотрел в сторону, чтобы скрыть замешательство. Кому идти первым? Неужто им сейчас это выяснять, перед всем народом? Последний из вождей уже входил в портал. Не мог он теперь пойти, один.
А Александр смотрел на дорогу впереди. Освещенную ярким солнцем, широкую, истоптанную, с колеями колес и отпечатками копыт… И такая она пустая – прямо звенит пустотой! Но в конце ее, в треугольнике тени от портала, светятся доспехи и красная полоска плаща. Раз Павсаний там – ему, наверно, приказано так…
Быкоглав насторожился, повел агатовым глазом… Александр тронул его шею пальцем – он замер, будто бронзовый… Жених нервничал. Чего это племянничек время тянет? Бывают моменты, когда начинаешь верить слухам. И глаза у него какие-то странные… Вспомнился тот день в Додоне: резкий ветер, сугробы, овчинная накидка на нем…
– Слазь с коня! – нетерпеливо напомнил Филипп. – Зять тебя ждет.
Александр снова глянул в темный проем портала – потом тронул коленом, придвинул Быкоглава поближе и напряженно посмотрел в глаза Филиппу. Сказал совсем тихо:
– Слишком далеко дотуда. Лучше, если я пойду с тобой.
Филипп поднял брови под золотым венцом. А-а, теперь ясно, чего парень добивается. Ну уж нет, он еще не заслужил, нечего навязываться!..
– Что лучше – это мне решать, – резко сказал он. – Это моё дело. Понятно?
Александр не отводил взгляда, глаза потемнели. Филипп почувствовал себя оскорбленными: никто не смеет так смотреть на царя.
– Слишком далеко… – Высокий чистый голос был ровен, вроде даже бесстрастен. – Позволь мне пойти с тобой. Я за твою жизнь свою отдам, клянусь Гераклом!
В толпе начали переговариваться удивленно. Люди поняли: что-то ненормальное происходит, этого никто не планировал. Филипп хоть и разозлился, но за лицом своим следил. Понизив голос, сказал со злостью:
– Хватит! Мы в театр идем не трагедию разыгрывать. Будешь мне нужен – позову. А теперь, будь любезен, выполняй приказ.
Глаза Александра потухли. Не было в них больше ни заботы, ни просьбы – ничего не было. Осталось чистое серое стекло.
– Слушаюсь, государь.
Он спешился. Александрос с облегчением последовал за ним.
Павсаний отсалютовал, когда шли мимо; Александр ответил мимоходом, продолжая разговаривать с тёзкой. Они поднялись по рампе на сцену, ответили на рукоплескания и заняли свои места.
А на площади Филипп тронул поводья; и хорошо обученный конь пошел парадным шагом, не обращая внимания на шум. Люди поняли, что задумал царь, восхитились – и теперь старались, чтобы он это услышал. Злость его прошла; появились даже приятные мысли. Если бы мальчик выбрал более подходящий момент…
Он ехал, отвечая на приветственные клики. Конечно, хорошо было бы здесь пешком пройти, но эта проклятая хромота достоинства лишает… Но вот театр уже рядом; он уже видел внутри оркестру с богами по кругу… Там в его честь заиграли встречный туш…
Из каменного проема шагнул навстречу солдат, помочь ему спешиться и забрать коня. Павсаний!.. Вот так сюрприз!.. Наверно, ради такого дня решил взять на себя обязанности пажа. Как давно… А ведь это знак примирения; наконец-то он готов простить и забыть. Славно! В былые дни уж я бы одарил его за такое!..
Филипп неуклюже соскользнул с коня, улыбнулся и заговорил… Павсаний схватил его за локоть, левой рукой, глаза их встретились. Правую из-под плаща Павсаний выдернул так быстро, что Филипп не успел увидеть кинжала; только в глазах увидел.
А стража увидела издали, что царь упал, и Павсаний склонился над ним. Наверно, хромая нога подвела, – подумали люди, – а Павсаний подхватить не успел… Вдруг Павсаний выпрямился – и побежал.
Он был восемь лет в гвардии, и последние пять командовал… Это какой-то крестьянин догадался первым:
– Он убил царя!
И только тогда – словно им позволили поверить глазам своим, – только тогда солдаты бросились к театру. Один из офицеров добежал до тела, посмотрел, бешено взмахнул рукой и заорал: