– Бедный мальчонка! Видно, как он переживает!..
Мальчик не обернулся, будто не слышал.
Они уже почти выбрались из толпы. Феникс уже начал дышать посвободнее – и тут вдруг обнаружил, что малыш исчез. Ещё этого не хватало!.. Но нет, он оказался рядом, в нескольких шагах, возле группы каких-то мужчин. Феникс услышал, как они рассмеялись, бросился туда, – но опоздал.
Человек, произнесший последние недвусмысленные слова, ничего плохого не ожидал. Но другой, стоявший к мальчику спиной, ощутил рывок: кто-то, вроде, быстро дёрнул его за пояс. Оглянувшись в расчёте на свой рост, он не сразу понял в чём дело, и едва успел ударить мальчишку по руке. Кинжал резанул шутника вскользь, по боку, вместо того чтобы вонзиться прямо в живот.
Всё произошло так быстро и бесшумно, что никто из окружающих даже не оглянулся. А эта группа замерла, словно окаменев: раненый, со струйкой крови, сбегающей по бедру; хозяин кинжала, что схватил было мальчика, но теперь понял, кто перед ним, и беспомощно смотрел на окровавленное оружие в его руке; Феникс за спиной мальчика, положивший руки ему на плечи; и сам мальчик, глядевший в лицо раненому: оказалось, что он его знал. А человек, зажавший тёплую струйку у себя на боку, смотрел на него с изумлением и болью, а потом – не сразу – к этому добавился и испуг: узнал.
Все замерли, казалось никто не дышал. Но прежде чем хоть кто-нибудь успел сказать хоть слово, Феникс поднял руку, как будто на войне. Его квадратное лицо набычилось, его почти нельзя было узнать.
– Для всех вас лучше забыть о происшедшем, – сказал он.
И – пока те нерешительно переглядывались – потянул мальчика за собой, увёл его прочь.
Не зная другого места, где можно было бы его укрыть, он забрал его к себе на квартиру; на единственной приличной улице этого маленького городка. В небольшой комнатке было душно от старой шерсти, старых свитков и старой постели; и от мазей, которые Феникс втирал в свои негнущиеся колени. На постели лежало одеяло в красную и синюю клетку – мальчик упал на него вниз лицом, и так лежал, без единого звука, без единого движения. Феникс похлопал его по плечу, погладил голову… А когда он разразился судорожным плачем – начал его утешать.
Он не задумывался сейчас ни о чём, что будет после, важен был только вот этот миг. Он убедился, что любовь его не только беспола, но и безгранична, самоотверженна. Он не задумавшись отдал бы всё, что у него есть; он кровь свою отдал бы по капельке… Но сейчас было нужно гораздо меньше – только утешение и целящее слово.
– До чего же грязный тип!.. Невелика потеря, если б ты его и убил: ни один человек чести не снёс бы такого. Только безбожный мерзавец может потешаться над посвящением богу. Ну перестань, мой Ахилл. Разве можно расстраиваться из-за того, что в тебе проснулся воин?.. Он поправится, – хотя и не заслужил этого, – и никогда, никому, ничего не скажет. Если, конечно, не совсем дурак. А от меня никто и слова не услышит…
Мальчик с трудом глотал слезы, уткнувшись ему в плечо.
– Он же мне лук сделал!..
– Выкинь. Я тебе лучше достану.
Они помолчали.
– Он же не мне это сказал!.. Он не знал, что я там…
– Но кому нужен такой друг?
– Он не ждал удара.
– Ты тоже не ждал услышать такое!
Очень мягко и осторожно – заботливо и учтиво – мальчик освободился от его рук и снова лёг ничком, уткнувшись в одеяло. Потом вдруг сел и вытер рукой нос и глаза. Феникс смочил полотенце из кувшина, отжал, и стал протирать ему лицо. Мальчик не противился; сидел неподвижно, с напряжённым взглядом, вроде и внимания не обратил.
Феникс достал из-под изголовья самый лучший свой серебряный кубок и вино, оставленное на завтрак. Мальчик выпил – чуть поупирался, но выпил, – и сразу порозовел. И лицо, и шея, и грудь… Потом сказал:
– Он оскорбил мой род. Но он не ждал удара.
Вскинув голову, так что взметнулись волосы, он одёрнул измятый хитон и завязал распустившийся ремешок сандалии.
– Спасибо, что приютил меня в своём доме. А теперь я пойду.
– Сейчас это неразумно. Ты же ничего ещё не ел.
– Есть я не хочу. Спасибо. До свидания.
– Так подожди, я переоденусь и поеду с тобой.
– Нет, спасибо. Я хочу один.
– Ну подожди! Давай, отдохнём немного; почитаем или погуляем пойдём… – Феникс положил руку ему на плечо.
– Отпусти!..
Рука Феникса отдернулась сама собой, словно у испуганного ребенка.
Позже он обнаружил, что на месте нет верховых сапог Александра и учебных дротиков; лошадки тоже не оказалось. Феникс кинулся выяснять, не видел ли кто-нибудь, куда он поехал. Оказалось, его видели над городом: он верхом поднимался по склонам Олимпа.