Это была Ланика, поджидавшая за углом, за который мальчик только что повернул. Она сама отправилась на поиски и, должно быть, вот-вот увидит его.
Он бежал и думал одновременно. Вот Менеста.
— Быстро! — шепнул мальчик. — Спрячь меня за своим щитом.
Не дожидаясь, пока тот его поднимет, он вцепился в стража, обвив его руками и ногами. Жесткая борода щекотала темя.
— Мартышка! — пробормотал Менеста, как раз вовремя надвигая на себя вогнутый щит и прислоняясь к стене.
Хелланика прошла мимо, сердито призывая Александра. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы разговаривать с солдатами.
— Куда ты собрался? Я не должен…
Но ребенок сжал его шею, прыгнул вниз и исчез.
Он пробирался окольными путями, тщательно огибая навозные кучи, — нельзя же явиться служить богу грязным — и благополучно достиг уединенного конца сада, в который выходила боковая дверь из покоев матери. Снаружи на ступеньках уже собирались женщины с незажженными факелами.
Он спрятался от них за миртовой изгородью, — глупо было высовываться, пока процессия не войдет в рощу. Он знал, куда пойти тем временем.
Недалеко отсюда находилась гробница Геракла, его предка со стороны отца. Внутри ее маленького портика голубая стена уже погрузилась в сумрачную вечернюю тень, но от бронзовой статуи героя, казалось, исходило сияние, в агатовых глазах отражался последний свет. Царь Филипп посвятил статую богу вскоре после своего восшествия на престол; ему тогда было двадцать четыре года, и скульптор, знавший, как угодить заказчику, изваял Геракла примерно в этом же возрасте, но, на южный манер, безбородым, позолотив волосы и львиную шкуру. Клыкастая морда льва была надвинута на лоб героя наподобие капюшона, остальная часть шкуры плащом окутывала плечи. Эту голову потом скопировали для чеканки монет Филиппа.
Никто его не видел; Александр подбежал к гробнице и потер палец на правой ноге героя, над краем постамента. Только что на крыше он взывал к нему на их тайном языке, и Геракл сразу пришел, чтобы усмирить демонов. Настало время для благодарности. Палец был светлее остальной ступни от множества подобных касаний.
Из-за изгороди доносился звон систра и глухие раскаты тимпана, по которому пробегал быстрый палец. Пламя факелов отсветами ложилось на раскрашенный вход, превращая сумерки в ночь. Мальчик прокрался к изгороди. Большинство женщин пришло. Они были облачены в сияющие тонкие одежды: сегодня собирались только танцевать перед богом. На дионисийских мистериях, поднявшись из Эгии в горные леса, они наденут настоящую одежду менад и возьмут в руки тростниковые тирсы, оплетенные плющом, с верхушками из сосновых шишек. Никто больше не увидит тех пестрых одеяний и оленьих шкур — покрытые кровавыми пятнами, они будут брошены в лесу. Теперь же шкурки, составлявшие часть их одежды, были выделаны до мягкости и застегивались на пряжки кованого золота, а над искусно сделанными позолоченными тирсами потрудился ювелир. Жрец Диониса только что подошел; следом за ним мальчик вел козла. Теперь ждали только выхода Олимпиады.
Она, смеясь, появилась в дверях, с Герминой из Эпира, одетая в шафрановое платье и позолоченные сандалии с гранатовыми пряжками. Плющ в ее волосах был золотым, и его тонкие побеги дрожали, вспыхивая в свете факелов всякий раз, когда она двигала головой. Ее тирс обвивала эмалевая змейка. Одна из женщин несла корзинку с Главком. Его всегда брали танцевать.
Девушка с факелом обошла по кругу остальных; взметнулись языки пламени, в отблесках которого сияли глаза, а красные, зеленые, синие, желтые цвета одежд становились насыщенными, как цвет драгоценных камней. Выступая из тени, маской маячила грустная, мудрая, порочная морда козла, с глазами словно топазы и позолоченными рогами. Венок из молодых зеленых виноградных лоз висел у него на шее. Вместе со жрецом и мальчиком-служкой козел возглавил шествие к роще; женщины шли следом, тихо переговариваясь. Систры нежно, нестройно позвякивали в их руках. В ручье, питающем фонтаны, квакали лягушки.
Женщины поднялись на открытый холм над садом; вся эта земля принадлежала царю. Дорожка вилась между миртом, тамариском и кустами дикой оливы. Позади всех, двигаясь на свет факелов, никому не видный, легко ступая, шел мальчик.
Впереди темной высокой громадой маячил сосновый бор. Александр оставил тропу и осторожно пробрался в кустарник. Растянувшись на упругом ковре сосновых иголок, он поглядывал из своего укрытия на рощу. Менады воткнули факелы во вкопанные в землю подставки. Место для танца было приготовлено заранее, алтарь украшен гирляндами, на грубо сколоченных столах расставлены кубки для вина и чаша с водой, разложены опахала. На постаменте стоял Дионис, — ухоженный, очищенный от птичьего помета, вымытый и отполированный так, что его мраморные члены блестели, точно юная плоть. Олимпиада привезла статую из Коринфа, где та была изваяна по ее указаниям: юноша лет пятнадцати, в полный рост, с белокурыми волосами и тонким стройным телом танцора. Он был обут в богато украшенные красные сапоги, с одного плеча свисала шкура леопарда. В правой руке он сжимал тирс с длинной рукоятью, левой приветственно поднимал позолоченный кубок. Его улыбка не была улыбкой Аполлона, которая говорила: «Человек, познай себя; этого достаточно для твоей маленькой жизни». Нет, она манила: бог улыбался, готовый поделиться своей тайной.