Выбрать главу

Филипп тяжело соскользнул с лошади, улыбнулся и начал говорить. Левая рука Павсания плотно сжала его руку. Их глаза встретились. Павсаний выдернул правую руку из складок плаща столь быстро, что Филипп так и не увидел кинжала. Но он все прочел во взгляде Павсания.

Стража на дороге видела, что царь упал и Павсаний нагнулся над ним. Должно быть, хромая нога подвернулась, думали они, Павсаний был неловок. Внезапно Павсаний распрямился и бросился бежать.

Он был телохранителем восемь лет и в течение пяти из них командовал остальными. Первым, кто завопил: «Он убил царя!» — был крестьянин в толпе. И словно лишь эти слова заставили их поверить своим глазам, солдаты, что-то смятенно крича, бросились к театру.

Добежавший первым посмотрел на тело, дико оглянулся, взвизгнул: «За ним!» Поток людей хлынул за угол, огибая строения за сценой. Конь царя смирно стоял у парода. Никто так и не осмелился на него сесть.

Поляна за театром, посвященная Дионису, была возделана его жрецами и засажена виноградом. Толстые черные стволы выпустили побеги молодых лоз с сияющими зелеными листьями. На земле блестел шлем Павсания, который тот отшвырнул на бегу; красный плащ накрыл деревянные подпорки. Спотыкаясь о комья земли, Павсаний бежал к открытым в старой каменной стене воротам. За ними ждал человек с двумя лошадьми.

Павсанию еще не было тридцати, он отлично бегал. Но за ним гнались двадцатилетние юноши, которых Александр обучал войне в горах; они оказались проворнее. Трое или четверо кинулись наперерез. Разрыв начинал сокращаться.

Но и ворота были недалеко. Разрыв сокращался слишком медленно. Лошади ждали на открытой дороге.

Внезапно, словно сраженный невидимым копьем, Павсаний кувырком полетел на землю, зацепившись за выходящий на поверхность узловатый корень. Он упал ничком, сразу же поднялся на четвереньки, высвобождая ногу, но на него уже налетели.

Павсаний перевернулся, вглядываясь в лица, ища. Бесполезно. С самого начала он был готов и к такому исходу. Он смыл пятно со своей чести. Он ухватился за меч, но кто-то наступил ему на руку, еще кто-то рванул на нем доспехи. «У меня не было времени до конца ощутить гордость, — думал он, когда железо пронзило его. — Совсем не было времени».

Человек с лошадьми, оглянувшись, бросил вторую, уже ненужную лошадь, вскочил в седло и галопом понесся прочь. Но всеобщее оцепенение прошло. Копыта стучали по дороге за виноградником. Всадники пронеслись через ворота вслед беглецу, зная цену добычи.

В винограднике вырвавшихся вперед преследователей наконец догнали остальные. Старший в охране взглянул на распростертое тело; кровь, словно в каком-то древнем жертвоприношении, напитала землю у корней виноградной лозы.

— Вы его прикончили. Юные дураки. Теперь его ни о чем не спросишь.

— Я не подумал об этом, — сказал Леоннат; дурман кровавой погони оставил его. — Я боялся, что он сумеет вырваться.

— Я думал только о том, — добавил Пердикка, — что он сделал. — Он вытер свой меч об одежду мертвого.

Когда они уходили прочь, Арат сказал:

— Так даже лучше. Вы знаете эту историю. Если бы он заговорил, это только опозорило бы царя.

— Какого царя? — сказал Леоннат. — Царь мертв.

Место Гефестиона было в середине рядов, ближе к лестнице.

Друзья Александра, ожидавшие его, чтобы снова приветствовать, обежали театр и вошли через верхние ворота. Здесь, как правило, были места простонародья, но товарищи наследника на сегодняшнем празднике были мелкой сошкой. Гефестион пропустил великий выход богов. Его отец сидел много ниже, мать должна была находиться среди женщин, в дальнем краю амфитеатра. Обе царицы уже были там, в первых рядах. Гефестион мог видеть Клеопатру, разглядывавшую алтари, как все остальные девушки; Олимпиада, казалось, считала это ниже своего достоинства. Застывшим взглядом она смотрела прямо перед собой, на парод в противоположной стене.

Гефестиону он виден не был, зато он мог подробно рассмотреть сцену и три трона на ней. Зрелище было великолепным; у задника и кулис вздымались колонны с резными капителями, удерживающие расшитые занавеси, из-за которых лилась музыка. Из орхестры музыкантов оттеснило множество богов.

Гефестион ждал Александра, чтобы еще раз прокричать его имя; если они не пожалеют глоток, клич подхватит весь театр. Это его ободрит.

Вот он вышел, с царем Эпира. Приветственный вопль разнесся по театру. Не важно, что имена звучат одинаково; Александр все поймет.