— Павсаний его убил.
— Павсаний? После стольких лет? — Он осекся, смущенный тем, что сказал.
— Его взяли живым? — спросил Александр Линкестид слишком быстро.
Александр помедлил с ответом, всматриваясь в его лицо.
— Я хочу, чтобы ворота города закрыли и на стенах выставили дозорных. Никто не уедет, пока я не распоряжусь. — Он изучающе взглянул на толпу. — Алкета, твой отряд. Приведи воинов в готовность.
«Яйцо треснуло, — думал Антипатр, — я был прав».
— Александр, здесь ты в опасности. Не лучше ли подняться в крепость?
— В свое время. Что происходит?
Снаружи второй начальник стражи пытался навести порядок при помощи тех младших военачальников, которых сумел найти. Но воины совсем потеряли голову и слушали своих товарищей, истерически кричащих, что все они будут обвинены в соучастии. С проклятиями они набросились на юношей, убивших Павсания: видимо, те хотели заткнуть ему рот. Военачальники тщетно старались перекричать их.
Александр вышел из глубокой синей тени парода в сияющий холодный свет раннего утра. Солнце едва ли поднялось выше с той минуты, как он вошел в театр. Прыжком взлетел он на низкую стену у ворот. Шум изменился и стих.
— Александр! — резко выкрикнул Антипатр. — Осторожнее! Не показывайся.
— Стража, направо — фалангой!
Суетливая толпа оформилась и притихла, как испуганная лошадь, успокоенная наездником.
— Я чту ваше горе. Но не уподобляйтесь в нем женщинам. Вы выполнили свой долг; я знаю, какие приказы вы получили. Я сам их слышал. Мелеагр, эскорт для тела царя. Отнесите его в крепость. — Видя, что люди оглядываются в поисках материала для носилок, он добавил: — За сценой есть дроги, с рухлядью для трагедии.
Он склонился над телом и, расправив складку пурпурного плаща, прикрыл лицо и укоряющий глаз Филиппа. Солдаты, сгрудясь вокруг тела, унесли его прочь.
Встав перед молчащими рядами стражи, Александр сказал:
— Те, кто прикончил убийцу, шаг вперед.
Они неуверенно вышли, колеблясь между гордостью и страхом.
— Мы в долгу перед вами. Не бойтесь, что это будет забыто. Пердикка. — Юноша шагнул вперед, его лицо облегченно разгладилось. — Я оставил Букефала на дороге. Ты не присмотришь за ним? Возьми с собой четверых.
— Да, Александр. — Признательный Пердикка молниеносно исчез.
Повисло молчание. Антипатр странно насупился.
— Александр, царица, твоя мать, в театре. Не лучше ли дать охрану ей?
Александр отошел от него в глубь парода. Он стоял совершенно неподвижно. У входа царила суматоха; солдаты нашли дроги, украшенные росписью и задрапированные черным. Они подтащили их к Филиппу и подняли на них его тело. Плащ упал с лица царя. Кто-то опустил ему веки и нажал, чтобы они не открывались.
Александр, застыв, смотрел на театр. Толпа схлынула, рассудив, что болтаться здесь не стоит. Боги остались. В суете Афродиту опрокинули, и она неуклюже легла рядом со своим постаментом. Лишенный опоры юный Эрот склонился на ее упавший трон. Статуя царя Филиппа прочно сидела на своем месте, нарисованные глаза пристально смотрели на опустевший амфитеатр.
Александр повернулся. Его лицо потемнело, но голос прозвучал ровно.
— Да, я вижу, она все еще там.
— Она, должно быть, горюет, — сказал Антипатр без всякого выражения.
Александр задумчиво взглянул на него. Потом, словно что-то внезапно привлекло его внимание, посмотрел в сторону.
— Ты прав, Антипатр. Ей следует быть в надежных руках. И я буду благодарен тебе, если ты лично сопроводишь ее в крепость. Возьми столько человек, сколько сочтешь нужным.
Рот Антипатра открылся. Александр ждал, слегка склонив голову, его глаза застыли.
— Если тебе угодно, Александр, — сказал Антипатр и отправился выполнять поручение.
Настало минутное затишье. Гефестион чуть выдвинулся из толпы, молча, всего лишь предлагая свое присутствие, как повелевал ему бог. Александр не отозвался на призыв, но все же, между двумя шагами, Гефестион чувствовал, что бог благодарен. Его собственная будущность тоже была открыта перед ним: уходящие вдаль образы солнца и дыма. Он не должен был оглядываться, где бы видение ни захватило его; его сердце приняло свою судьбу, все ее бремя, свет и тьму.
Глава эскорта отдал приказ. Царь Филипп, покачиваясь на своем позолоченном ложе, обогнул угол. Из священного виноградника несколько солдат принесли на куске плетня Павсания, прикрытого разодранным плащом; кровь капала сквозь раскрашенные прутья. Его тоже следовало показать народу.