— Сегодня утром ветеринар вскрыл Старого Гарри, просто ради подтверждения заключения. И, хотите верьте, хотите нет, он оказался гражданином Годсоуна.
Она позволила себе засмеяться, сначала осторожно, но потом, когда адвокат продолжил излагать события, с огромным облегчением.
— Наверное, в результате общего волнения под водой Старый Гарри проглотил обложку для паспорта. Возможно, мистер Джеймсон нанес ему удар этой обложкой. Что бы там ни произошло, полиция удовлетворена, так как это подтверждает вашу версию, и сегодня утром мальчик уже не был на сто процентов уверен в том, что вы столкнули мистера Джеймсона. Теперь он склонен думать, что это мистер Джеймсон пытался столкнуть вас, но поскользнулся в этот момент!
Она взглянула на адвоката, впервые увидев в нем мужчину.
— Если хотите, я могу отвезти вас в Кэрнс, — предложил он. — У меня там кое-какие дела, так что мне это будет не в тягость.
Назад они ехали медленно, в одном месте даже остановились, чтобы полюбоваться открывавшимся оттуда видом. Море было спокойно, и маленькая рыбацкая лодка, рассекая водную поверхность, бороздила бескрайнее синее поле.
— Знаете, — призналась она ему. — Мне не нравится рыбалка. Правда. А вам?
Он взглянул на нее и улыбнулся, понимая, что его ответ сейчас чрезвычайно важен.
— Ну что вы, — сказал он. — Мне тоже не нравится.
ИНТИМНЫЕ ПОДРОБНОСТИ
Не знаю, надо ли об этом рассказывать. Трудность в том, что это «серая зона» профессиональной этики, и, честно говоря, никаких категорических указаний на сей счет не имеется. Безусловно, врачам не положено нарушать правила конфиденциальности — на редкость строгие правила, — никто не должен распространяться о происходящем между психиатром и пациентом. Поэтому никому не позволено, например, позвонить по телефону жене пациента и сообщить, что поведал ее муж на кушетке, хотя сделать нечто подобное порой ох как соблазнительно. Но это уже явное нарушение профессиональной этики — медицинские власти тут же поднимут шум и гам. И будут правы.
Но тогда непонятно, каких правил придерживаться, если о том, что происходило во время консультации, говорится в общих чертах и не упоминаются имена или используются вымышленные имена. Если ничего, что позволяет определить личность пациента, не сказано, разве нарушена конфиденциальность? Ответ таков: при наличии серьезного основания вполне допустимо раскрыть — вот тем самым, анонимным, способом — суть беседы между психоаналитиком и пациентом, в этом нет ничего неэтичного.
Так есть ли для рассказа, который последует далее, серьезное основание? И после долгих раздумий я решил, что есть. Понятно, он не претендует попасть на страницы профессионального журнала, где для каждой публикации истории болезни требуется экспертное заключение. Я также знаю, что некоторые могут неправильно все воспринять — возможно, с похотью, — но другие (надеюсь, таких большинство) будут читать потому, что испытывают истинный интерес к человеческой природе. Отказ психиатров говорить о наиболее любопытных провалах человеческого разума равносилен профессиональному высокомерию низшего сорта. Труды о человеческой психике не могут быть заповедной зоной: эссе Фрейда и других классиков, специалистов в данной области, должны стать всеобщим достоянием. Они великолепны, эти выпущенные на волю документы — по-настоящему глубокая литература. И если там полно сексуальных вопросов, то лишь потому, что жизнь человеческая наполнена сексом. В желании понять, как все это сказывается на нашем образе жизни, нет ничего странного.
Ну конечно же, в этой части человеческой жизни есть много чего любопытного. Вряд ли кто ведет строго ограниченную сексуальную жизнь, которую навязывают понятия нормального человека, — человеческий ум слишком живой для этого. И даже те, кто лишен воображения — самые унылые, — обладают своей фантазией (возможно, бывают унылые фантазии), хотя очень немногие признаются в этом. А в присутствии фантазии, по сути, нет никакого вреда — покуда все остается фантазией и не вторгается в реальный мир. У большинства людей пограничная линия видна достаточно четко; но у некоторых размыто различие между воображаемым миром и реальной жизнью, и тогда поведение человека становится странным или неуместным. С такими случаями на самом деле трудно совладать, так как «противник», проявляющий фантазию, может быть очень силен. За многие годы психиатрической практики у меня бывали такие пациенты, которые многократно изо всех сил пытались и пытаются уничтожить закоренелую беспокойную фантазию, но тщетно.