Возвращаюсь в квартал бедняков, перекусываю на постоялом, размышляя о вариантах проникновения в дом сенатора. Ничего гениального в голову не приходит. Решаю действовать по обстоятельствам.
Около часа шныряю туда-сюда по улице, время, от времени заглядывая в сад у дома Мастамы. Потихоньку подступает безнадега, не могу ничего придумать. Остается одно — зайти и спросить: «А не проживает ли тут гражданка Спуриния с сыном?», — посмеиваюсь над своими мыслями, вспоминая из прошлой жизни об «эффекте дивана». Это когда лежа на диване, мечтаешь о том, как куда-то поедешь, и как все замечательно будет. В итоге никто, никуда так и не едет, но даже если и удавалось отправиться в соответствии с замыслами, то все происходило совсем не так, как думалось, лежа на диване.
Вижу служанку с корзиной в руках. Женщина вышла через калитку массивных арочных ворот и, наверное, направляется за покупками. Иду за ней. И куда мы приходим? На рынок Авентина!
Терпеливо следую за ней, по мере наполнения корзины, воодушевляюсь планом. Наполнив корзину кольраби, редькой и свеклой, служанка поболтала с кем-то из приятельниц и направилась домой.
Бегу за ней, будто спешу, догнав, спотыкаюсь, пытаясь сохранить равновесие, цепляюсь за корзину. От неожиданности, она выпускает из рук корзину и ее содержимое рассыпается. На поток проклятий не обращаю внимания. Достаю серебряную монетку и с улыбкой вручаю девушке.
— Прости мою неосторожность. Может это усмирит твой справедливый гнев, — извиняюсь. Действительно, серебрушка ее успокаивает.
— Ничего лоботряс. Ничего страшного. Сейчас соберу. — Не обращая на меня внимания, она собирает овощи, я помогаю, от чего тут же вознаграждаюсь улыбкой. — Ты милый. — О! Она уже строит глазки.
— Как тебя зовут, красавица?
— Гая, — отвечает девушка, тут же опуская глаза. «Все-таки рабыня», — делаю вывод и достаю еще монетку.
— Скажи мне Гая, госпожа Спуриния по прежнему живет в доме сенатора Мастамы?
— Жила, — отвечает Гая, пряча монетку в матерчатый поясок. — Наверное, на моем лице отразилось переживаемое разочарование, и девушка решила утешить столь щедрого и учтивого человека. — Два дня назад она уехала в свое поместье, прежде разругавшись с господином. Это произошло после возвращения молодого господина. Теперь они все постоянно ругаются.
То, что в семье Мастамы нет согласия, обрадовало меня, как и то, что Спуриния, наконец, проявила волю и надеюсь, избавилась от опеки старого интригана. Решение приходит быстро, и я тут же воплощаю, задуманное:
— Гая прошу тебя, передай сенатору, что на рынке ты повстречалась с Алексиусом Спурина Луциусом и, что он просил тебя передать — завтра в Ости он будет ждать встречи с почтенным Мастамой и его сыном. — Вижу в ее глазах неверие. Достаю золотой статер, отчеканенный в Мельпуме, показываю на портрет, — Похож? — Ее глаза лезут на лоб, но девушка спешит тут же ответить
— Я передам, господин.
— Только сделай это, пожалуйста, вечером, — беру ее за руку и кладу на маленькую ладошку монетку.
— Да, господин. — Она кланяется и торопливо уходит. Убедившись, что она уже не оглянется, бегу к лошадям.
Глава 39
Гая не подвела. В смысле, смогла дотерпеть до вечера. По крайней мере, примчавшись в Остию, я напрасно поспешил на корабль, и весь остаток дня продержал капитана и команду в состоянии готовности к отплытию в любую минуту.
Мы покинули порт с первыми лучами солнца и держа в пределах видимости берег, измеряли глубину, пока не нашли место для якорной стоянки. Слава богам море оставалось спокойным. И ожидание флота оказалось недолгим. Армада шла на веслах, и я невольно залюбовался кораблями, вспенивающими таранами голубую воду.
С флагмана нас заметили и тут же протяжным сигналом карникса оповестили другие корабли сбавить ход и остановиться. Гребцы, погрузив весла в воду, тормозили и только флагманская квинквирема шла на сближение с торговцем.
Капитана на флагман подбирал лично Афросиб. Хоть и поступил он на службу вместе с корсиканскими пиратами, но вырос в Афинах, и команда флагмана в основном набрана из греков, чьи предки около двухсот лет назад одержали победу над флотом персов, по большей мере состоявшим из финикийских кораблей.
Квинквирема шла прямо на нас, и я рефлексивно вцепился в борт, переживая приступ иррационального страха. По сигналу рога гребцы опустили весла в воду, затем втянули их во внутрь корабля. Скорость движения квинквиремы заметно упала. Рулевой раскачивал нос корабля то вправо, то влево, что тоже по всей вероятности тормозило его движение.