Четвертый день в пути. Теперь я ничем не отличаюсь от своих похитителей — столь же грязен и вонюч. Чувствую себя гораздо лучше, но намеренно ввожу в заблуждение Флавия и Луция, имитируя полную потерю сил и апатию. Сплю сутками, а когда не могу, слушаю их разговоры.
Везут они меня в Цизальпинскую Галлию (лат. Gallia Cisalpina), в городок Мутина (совр. Модена). Если быть точным, то в Циспаданскую Галлию, занимающую территорию между реками Рубикон и Пад.
Вторая половина Галлии — от реки Пад до предгорий Альп, именуется — Транспаданская Галлия. Галлы пришли на эту землю недавно. Говорят, им так понравилось вино, что они решили найти и силой оружия захватить землю, дающую божественный напиток.
Потеснив этрусков, осадили Клузий. Отцы города, договариваясь с галлами, отправили в Рим за помощью. Римляне прислали посла, ну и как говорится, нарвались: галлы сняли с Клузия осаду и выступили на Рим. В этом мире они сожгли город дотла.
В Мутине меня собираются передать некому Хундиле то ли вождю, то ли жрецу. Буд-то булавка, что я носил на плаще, принадлежала его сыну — Адальгари.
В общем, в Мутине мне делать нечего. Как пить дать дело сошьют. Нужно бежать и улику изъять.
На ночевку остановились в лесу. Пока похитители разводили костер и варили опостылевшую кашу, я лежал тихо. Как и каждый вечер меня, бесцеремонно выволокли из возка и, сняв веревки, бросили у костра.
Флавий уснул быстро, а Луций, как назло решил не спать. Более того, парня потянуло на разговор:
— Центурион, вот скажи как оно из любимчиков консула, в такое дерьмо вляпаться? — Смотрю сквозь ресницы, вижу, Луций к бурдюку с вином приложился.
— Плохо. Знать бы за что? — Намеренно хриплю, как на смертном одре.
— О! Так ты еще говорить не разучился, — обрадовался пьяница. — За что, спрашиваешь? А спроси-ка лучше, чем сейчас занимается центурион Мариус Кезон? Наверное, сейчас он старший центурион в твоей манипуле. А где бы он был сейчас, если бы ты остался в Этрурии? Как ты, сопляк, сам стал центурионом? А как ловко продвинул Септимуса! Для нашего Мариуса места не осталось. И ждать ему назначения пришлось бы до тех пор, пока грозный Прастиний не решил снова объявит набор в легион. А ведь только набрали. — Устав говорить, Луций глотнул вина. «Что же, я тоже не отказался бы промочить горло. Просить не буду. Лучше спрошу».
— Зачем вы ввязались в историю с моим похищением? Мариусу — это дело на пользу, а вам? Может, я за свою свободу заплачу больше? — Луций поднялся, пошатываясь, подошел ко мне и с размаха врезал ногой в живот.
— Не твое дело, пес. — После всего, что случилось со мной, на этот удар я внимания не обратил. Но для антуража заскулил. Довольный моим поведением, Луций, наконец, улегся у костра.
Как медленно иногда течет время. Смотрю на сосновое полено в огне и каждый раз, когда оно громко трещит, выбрасывая сноп искр — на лицо Луция. Решаюсь, что собственно мне терять? Если, проснувшись, кто-нибудь из них попробует меня остановить — убью.
Встаю, вешаю на плече мешок Флавия с припасами и надеюсь, с «вещдоком». Расстегиваю пряжку на поясе Луция, аккуратно тяну, держась за ножны кинжала. Опоясываюсь. Иду во тьму.
Бегу, останавливаясь, что бы обойти островки подлеска, пока не обессилил. Тьма отступила. Стали видны верхушки сосен на фоне свинцового неба.
Вышел на крутой берег реки. Прыгнув в парующую воду, лег на спину, поднял мешок над собой и вяло, перебирая ногами, поплыл по течению.
Долго ли плыл, не знаю. Но когда появилось солнце, я все еще лежа в воде, смотрел на небо.
Всплеск у берега, вырвал меня из состояния покоя, напугав. Пробуя ногами нащупать дно, я обернулся на звук. Вижу огромного пса. Его мохнатая голова, торчащая над водой размером не уступала голове кавказской овчарки, а морда напомнила мне забавных терьеров.
Успокоившись, я доброжелательно обратился к собаке: «Плыви ко мне, мой хороший пес», — услышав чужую речь из собственных уст, чуть не захлебнулся. Пес начал повизгивать. Наверное, понял меня. Подплыв, ухватился зубами за мешок и стал тянуть к берегу.
Выбравшись с помощью пса на берег, я почувствовал слабость и дрожь в спине. Прислушиваясь к себе, понял, что заболеваю. Свернувшись калачиком, решил поспать. Пес заскулил и начал лизать лицо и руки. Мне уже было все равно: от лихорадки дрожало не только тело, но и стучали зубы.
Просыпаюсь, и обнаруживаю рядом шикарную блондинку: пристроив голову на моей груди, она спит. На маленьком носике смешные веснушки. Провожу рукой по ее спине и останавливаюсь на упругой попе.