Приглашая соправителя, председателя Сената и Консула Этрурии Тита Мастаму Мания к себе в дом, Септимус все еще не был уверен, что получит согласие. Однако Мастама старший искренне обрадовался приглашению.
— Как приятно, что ты меня пригласил! Ведь я и сам хотел попросить об этой услуге. Надеюсь, что ты не будешь возражать, если и дочь достойного Спуриния воспользуется твоим гостеприимством?
— Нет! Конечно, нет! — Воскликнул Септимус, радуясь, что все так сложилось. Он не заметил встревоженного взгляда Мастамы младшего, ехавшего за ними.
«Этот неугомонный старик липнет как рубаха на вспотевшее тело!», — сетовал Септимус. Любой бы на месте Мастамы в его-то возрасте после столь долгого путешествия попав под крышу, уснул бы, а этот потребовал вина и зрелищ. С утра его раб разбудил Септимуса: «Сенатор Мастама хочет осмотреть Рим». Пришлось показывать. Он ходил по широким улицам города пешком, осматривал дома, и храмы что все еще строились, разговаривал с прохожими, интересуясь абсолютно всем, что Септимусу и в голову не могло прийти. Потом он захотел посмотреть на военных. Пришлось тащиться за три мили в лагеря. Трубить тревогу и устраивать смотр первому и четвертому легионам, тренирующимся неподалеку от Рима. И только сейчас, когда Гелиос покраснел и приготовился к прыжку в бездну, Мастама выразил желание перекусить только в компании своего соправителя, Консула Этрурии Септимуса Эмилия Помпы. Септимусу, надеющемуся, что хоть во время вечерней трапезы он сможет снова увидеть Спуринию едва удалось скрыть разочарование.
Мастама почти ничего не съел. Он попивал вино и терпеливо ждал, пока Септимус разделается с тушеным поросенком.
Когда раб налил консулу вина в кубок, Мастама приказал ему удалиться. Септимус недоумевая, взглянул на сотрапезника. Тот положил перед ним на стол золотой статер. Септимус предполагал, что за ужином Мастама может начать разговор об оккупации сенаторами Этрурии земель принадлежащих Риму. Во все времена часть земли была собственностью города-государства; она не обрабатывалась и считалась общей — ager pubiicus — общественное поле. Ее можно было оккупировать от слова оссирасс — занимать, внося государству небольшую арендную плату. Этим правом оккупации государственных земель широко пользовались патриции. Увидев перед собой золотую монету он решил, что таким образом его соправитель хочет начать разговор именно на эту тему. Взяв статер в руку, Септимус почувствовал, как сжалось сердце, капелька пота растеклась по виску, вторая повисла на кончике носа. Он смотрел на монету и узнавал профиль своего командира Алексиуса Спурины.
— Это он, Алексиус Спуриний Луциус, чудесным образом восставший из Тартара бреном инсубров — Алаталом. — Голос Мастамы звучал глухо. Септимус поднял глаза и прочитал на лице соправителя торжество, — Ты тоже узнал его!
— Это он, — ответил Септимус, — Боги! Как это возможно?!
— Хороший вопрос. И только боги могут ответить на него. Он появился у бойев уже как брен из-за Альп. Заручившись поддержкой Хундилы из Мутины, отбил у лигуров Мельпум, разорил их землю, помог сенонам укрепиться от Фельсины до Колхиниума (в современной Черногории — Ульцинь, в 163 г. до н. э. римляне завоевали город и стали называть его Олциниумом). Он дал инсубрам порядок и закон, стал чеканить монету и ведет торговлю с Карфагеном, от чего на пшеницу Этрурии уже второй год подряд падают цены, а алчные сеноны и бойи требуют все больше золота и серебра. Я приехал в Рим потому, что сейчас они отвергли кубки, блюда, столь любимые ими торквесы, которые наши ювелиры стали делать полыми и потребовали денег. Много денег. — Мастама умолк. Септимус начал кое-что понимать.
— Ты привез Спуринию не просто так? Не так ли?
— Теперь я понимаю, что твоя карьера не дело случая, — ответил Мастама. — Ты умен. Сенат хочет, нет, требует, что бы ты выгнал сенонов из Фельсины и Атрия и гнал их до иллирийских опидумов. А потом взялся и за боев. Их Мутина — город тусков! А Спуриния с сыном пусть будет всегда при тебе, на случай если брен инсубров Алатал захочет вступиться за своих друзей. — Обычно румяный Септимус, слушая Мастаму, побледнел. — Да что с тобой? Ты испугался дикарей галлов? Сенат Этрурии даст тебе еще два легиона и денег на набор компанцев и латинов! С такой армией ты смог бы потягаться и с македонцами во времена их славных побед! Полагаю, ты не разочаруешь Сенат и народ Этрурии?
— Ты прав. Я не боюсь. Наверное, погода портиться. Душно мне. Быть дождю. — Септимус налил компанского в кубок, и осушил его, не разбавив вино водой. — Она знает?