Отряд галлов числом человек в пятьсот с гиканьем и воем бросился в атаку. Солдаты легиона, стоящего перед воротами прислушиваясь к воплям врагов, покрепче сжимали пилы.
Первый ряд манипула метнув дротики в атакующих галлов, встал на колено и прикрылся щитами. После броска из второго ряда, центр галлов просел, а фланги предприняли попытку спуститься в ров, где и нашли быструю смерть. Велиты в одно мгновение забросали отважных галлов легкими пилами.
Легионеры, не нарушая строя, атаковали оставшихся в живых галлов. Запела буцина, ворота открылись, и манипула за манипулой легион неспешно стал выходить из лагеря.
Со стороны войска сенонов стали слышны звуки карниксов. Теперь уже все галлы бежали к лагерю в атаку.
Первый легион Этрурии компактно выстроился справа от ворот и ожидал атаки галлов. Две манипулы второго стали слева. Галлы, увидев, что тусков там так мало, стали смещаться вправо, мешая друг другу.
Манипулы выдержали первый удар. Галлы завязли в плотном строю легионеров, мешая друг другу орудовать длинными мечами. А между тем выходящие из лагеря тусков солдаты вгрызались в плотную массу сенонов, прежде выкашивая изрядные бреши в толпе врагов дротиками.
Галльские вожди видя, что плотный строй тусков их отважным воинам сломать не удалось, призвали соплеменников атаковать стены. Мало помалу фронт галлов растягивался, сеноны под градом дротиков и стрел, летящих сверху, умирали во рву, но кое-где смогли развить успех и взойти на стены. Не встречая там сопротивления, они подавали знаки своим братьям по оружию и все больше галлов устремлялись туда, где как им казалось, ждет их добыча и слава.
В тот день около тридцати тысяч сенонов нашли свою смерть, попав в железные тиски между легионами Этрурии.
Десятки тысяч обессиленных мужчин, женщин и детей уже рабами шли в Арреций и дальше на юг Этрурии. Рим остро нуждался в новых рабах.
Разбив основные силы сенонов, Септимус Помпа без особых усилий взял Фельсину и, оставив там небольшей гарнизон, отправил легионы грабить мелкие оппидумы и селения галлов. Сам он вернулся в Арреций и, проводя дни в пиршествах, принимал послов от своих легатов, извещавших о добыче состоящей не только из галльского золота, но и прекрасного урожая этого года — пшеницы и ячменя.
За два месяца после разгрома галлов, сенонская галлия обезлюдела.
Ранним солнечным утром консул Этрурии Септимус Помпа по воле народа и указу Сената именуемый нынче «Fides» (что-то вроде доблести и благочестия, дарованных Богами) вышел из дома, пребывая в абсолютном состоянии счастья.
Толи морозная ночь или может, свет славы привели Спуринию на его ложе. Больше телом не овладевала странная апатия, кровь, разгоняемая ударами сердца, снова бурлила, даря ощущения силы.
Земля вокруг дома и терракотовые плитки на дорожке намокали от разогретого солнцем инея. Септимус потянулся, ловя струящееся от Божества тепло. Звон амуниции неприятно отразился в теле, Септимус открыл глаза и увидел солдат, поддерживающих на плечах окровавленного офицера. Бедняга еле переставлял ноги. Непонятная тревога обручем сковала грудь, Септимус побежал навствречу идущим к нему.
— Нумерий! Кто посмел? — В раненном офицере Септимус узнал Нумерия — трибуна в легионе Руфуса. — Что с Руфусом? Легион…
— Разбит. — Ответил Нумерий. Его лицо в корках засохшей крови производило ужасное впечатление, но сам Нумерий не был даже ранен. Он еле держался на ногах от усталости. А что до крови на его лице, скорее это была кровь павших в бою товарищей, а не врагов. — В двадцати милях от Мутины мы выбрали место для лагеря. Вскоре, увидели конных галлов. Руфус скомандовал боевое построение, легион построился. Галлы ушли. Мы стояли до полудня. И как только запели наши буцины, сигналя отбой, тысячи всадников сверкая на солнце броней, обрушились на нас. Легион не устоял. Мне показалась, что нас смели быстрее, чем клепсидра потеряла хотя бы каплю. Те, кто пережил удар этих грозных всадников, побежали. Я был в их числе. Мы наткнулись на пеших воинов, чьи доспехи тоже сверкали на солнце, а длинные хасты и высокие щиты не оставили нам ни единого шанса пробиться.
Я притворился мертвым. Эти грозные воины, пленив наших братьев, под звуки карниксов и барабанный бой ушли. А вечером пришли мародеры. Я, убив парочку, забрал их лошадь и скакал к тебе без отдыха.
— Алексиус! — Закричал Септимус, разрывая на себе палу.