— Успокойся брат, мертвые нам не смогут помочь! — Нумерий попытался остановить безумствующего друга, но, попав под взмах тяжелой руки консула, рухнул к его ногам.
Глава 20
— Мы снова собрались вместе спустя столько лет. — Септимус Помпа окинул взглядом друзей по контубернию. — Нас сплотила тогда не служба и не солдатская доля, а измена и как мы все считали, смерть нашего командира от руки негодяя и карьериста.
— Все так, Септимус, но я не помню тебя столь красноречивым, — отозвался Мариус Мастама, — Не темни, говори по существу, зачем ты отозвал из Галлии легионы и призвал нас на «совет»? Что значит твой намек об Алексиусе? Он жив?
— Он жив… Это его воины разгромили легион Руфуса. — Только Мамерк и Нумерий не улыбнулись, услышав утверждение Помпы. Мариус Мастама поднялся с места и, опираясь о край стола, заговорил с нескрываемым раздражением:
— Боги видят, ты видно выжил из ума от вина, что пьешь каждый день! Даже если Алексиус и выжил, то, как ему, всего лишь центуриону удалось собрать и вооружить армию с легкостью уничтожившую легион Этрурии? — Столь обидную речь Септимус выслушал спокойно. Снисходительная улыбка лишь скользнула по его губам и спряталась за маской добродушия.
— Да, я славлю Бахуса и пью лучшие кампанские вина, но если бы я выжил из ума, то не победил бы италиков и кампанцев и луканы не тряслись бы от страха, слыша мое имя. Вольски, сабины… а сеноны навеки изгнанные из Галлии только вчера! — Голос Септимуса уже гремел, эхом отзываясь в стенах атриума, — Спроси у отца, почему он доверил эту тайну мне, выжившему из ума, но скрыл ее от тебя? — Септимус бросил на стол монетку и та, прокатившись по самому краю, упала, столкнувшись с рукой Мариуса. — Смотри! Смотри внимательно! Он чеканит свой портрет на золоте! — Мариус лишь мельком взглянул на монетку и опустился на стул. — Молчишь? Когда то Этрурией правили цари, а наш Алексиус нынче у инсубров в царях! Богам ведомо как он смог провернуть это дело. Ведь Мариус Кезон не врал нам, когда говорил, что расправился с Алексиусом.
— А если поговорить с ним? Ведь он не станет сражаться с нами! Мы не враги Алексиусу! — Воскликнул Прокулус, нынче самый молодой трибун в Этрурии.
— Поговорим. Но кто вернет нам Руфуса и его легион?
— Руфус нарушил твой приказ и вторгся на землю бойев! — Подал голос Мариус, смирившийся и с ошеломительной новостью об Алексиусе и с тем, что отец не поведал ему о том, что счел возможным рассказать Септимусу.
— А что Алексиус там искал? — Парировал Септимус, умолчав о родстве Алексиуса по линии жены с боями. — Готовьтесь сражаться. Если Алексиус более нам не друг, то и бойев и инсубров постигнет участь сенонов. Клянусь Юпитером! — Мастама не стал возражать, а Септимус между тем продолжил, — Мы снова собрались вместе. И я бы хотел сейчас попросить вас дать мне, что издавна считается величайшей из всех человеческих клятв! Клятву верности…
— Септимус! Мы и так верны тебе как другу и консулу Этрурии. Сегодня ты просишь, а завтра ты станешь поступать как древние цари Этрурии. — «Просьба» Септимуса показалась Мариусу, по меньшей мере, преступной. «Слышали бы тебя сенаторы Этрурии», — хотел добавить он, но Септимус не задумываясь, ответил:
— Алексиус — rex (царь) у инсубров. Он властен над судьбами своих людей. Восемьдесят тысяч бойев и инсубров со дня на день вторгнуться на нашу землю, и я хочу иметь возможность защитить Этрурию. Сегодня вы поклянетесь мне, завтра — легионы, и тогда никто не сможет помешать нам, выполнить свой долг. Я намерен выгнать всех галлов с земель, на которых жили и работали наши предки. И даже если Алексиус захочет мира, то ему придется вспомнить о том, что он центурион Этрурии, а не повелитель галлов. И напомнить ему об этом должен кто-нибудь, обладающий не меньшей, чем у него сейчас властью. — Септимус подошел к Мариусу и, положив ему на плечи руки, спросил, — Клянешься ли ты, Мариус Мастама в верности мне, своему командиру и другу? — Не дожидаясь ответа, Септимус набрал горсть соли и высыпал ее у ног Мариуса.
«Ах, отец, как ошибался ты, как я ошибся!», — сокрушался Мариус, но все же поднялся и переступил рассыпанную у ног соль. За остальными дело не стало, они с радостью поклялись в верности Септимусу. На двенадцатый день девятого месяца (по-vem — девять, месяц ноябрь) легионы Этрурии поклялись в верности консулу Септимусу Помпе, спустя два дня — жители Арреция.
Мариус Мастама получил приказ с одной лишь турмой немедленно отправиться в Мутину, что бы встретиться с Алексиусом. «Напомни ему о том, что он из рода Спурина и центурион. Пусть галлы разойдутся по домам, а я приглашаю друга и брата встретиться с нами, что бы мог он увидеть сына и жену», — наставлял Мариуса Септимус. При этом, когда речь пошла о Спуринии, от холодных огней в глазах консула Мариус почувствовал, что отныне волоски удерживающие его жизнь и жизнь Алексиуса могут в любой момент оборваться.