Объединившись, старшие диадохи Александра в битве при Фригии убили старика (Антигон Одноглазый сражаясь всю жизнь, прожил 81 год.) и изгнали Деметрия с малым войском из Великой Фригии.
Мысли о прошлом наполнили сердце Деметрия горечью. Он не смог отомстить за отца и в битве при Газе Селевк разбил его наголову. «Что осталось мне от анатолийской империи отца? Все, чего добился отец, проживая жизнь в битвах, утрачено. А владеющие несметными сокровищами диадохи по-прежнему алчут крови! Нет, я не покорюсь! Если Богами мне предначертано сражаться, то сделаю это снова с превеликой радостью!», — Деметрий грезил в воспоминаниях и не замечал старой повитухи, что стала рядом с выражением скорби на морщинистом лице. Она, совладав со страхом, звонким голосом, словно девица вымолвила:
— Скоблю, царь царей! — Деметрий отмахнулся, словно от назойливой мухи. Он все еще находился во власти воспоминаний.
— Скорблю, царь царей! — Не унималась повитуха.
— Дендамия? Что с ребенком?! — Деметрий поднялся и, возвышаясь над повитухой скалой, потребовал, — Говори! — Только эхо вторило ему. Повитуха стала слабой в ногах и рухнула на мозаичный пол без сознания.
Деметрий неровной походкой направился в покои жены. «Все пропало! Пирр теперь ни за что не поддержит меня!», — изо всех сил он ударил в лицо стражника, охранявшего опочивальню царицы и, переступив через тело, вошел в маленькую комнату стены, которой недавно украсили голубыми тканями.
Дендамия так и не разродилась. Деметрий видел только огромный живот под легким покрывалом… Он лишь мельком бросил взгляд на бледное лицо царицы. Присев у ложа, прижался ухом к ее животу. Ему показалось, что сердце не родившегося малыша еще бьется. Озираясь диким взглядом, он искал хоть кого-нибудь из многочисленной толпы повитух еще недавно заботившихся о царице. Тщетно. Опасаясь гнева царя, все они сбежали, едва Деметрий появился на пороге.
Отчаяние красной пеленой застлало глаза, одержимый желанием спасти ребенка, Деметрий вынул меч и вспорол низ живота покойницы. Ему удалось извлечь из чрева плод, увы, не подававший признаков жизни.
С окровавленным младенцем на руках он словно демон носился по дворцу, пугая прислугу. Даже верные воины старались не попадаться ему на глаза.
Спустя месяц даже в самом отдаленном от Миезы селении люди шептались: «Деметрий безумен! Он убил жену и ребенка, что вот-вот должен был появиться на свет. А потом, бросая вызов Богам, похвалялся убитым младенцем, носил его на руках, устрашая всех вокруг!».
Диметрию донесли об этих слухах и взбешенный вдовец, понимая, что Пирр не даст ему возможности оправдаться, спешно стал собираться в поход на Эпир.
Не встречая на своем пути сопротивления, Деметрий, разоряя селения и города Эпира, дошел до Янины (столица Эпирского царства). И лишь там узнал, что Пирр выступил с войском в Македонию. От этой новости его настроение улучшилось: опасаясь поражения в Эпире, он оставил в Этолии верного лично ему Пантахва с многочисленной армией. «Пирр теперь снова остался без царства и скоро потеряет и армию», — радовался Деметрий.
После недельных пиров и застолий, Деметрий неспешно двинулся назад, в Македонию. На границе с Эпиром он встретил изрядно потрепанную, но все же разбившую войско Пантахвы армию Пирра.
Верные Деметрию солдаты из побежденного войска, малодушно примкнувшего к Пиру, после поражения Пантахвы, ночью переметнулись в стан Деметрия и поведали, как
Пантахва, желая унизить Пирра, вызвал его на поединок и был в том бою дважды ранен и, в конце концов, сбит с ног. Эпироты, воодушевленные победой своего царя прорвали строй македонцев и одержали победу, взяв в плен около пяти тысяч македонских воинов.
Настроение царя, еще вчера, рассчитывающего легко одолеть Пирра, испортилось. Диметрий недоумевал, почему Пирр медлит с атакой, он вспомнил совместные битвы и устыдился своих поступков по отношению к другу. Наверное, Боги приняли его стыд как достойную жертву: Пирр предложил Деметрию встретиться.
Лицо у Пирра было царственное, но выражение его было скорее пугающее, нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга; вся верхняя челюсть состояла из одной сплошной кости, и промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками. Однако Деметрию, гордо восседавшему на фесалийском жеребце, Пирр искренне улыбнулся:
— Не верю я брат, что мог ты убить мою сестру и своего ребенка!
— Я хотел спасти хотя бы наследника! — Начал оправдываться Деметрий, — Прости меня брат за трусость. В отчаянии я пришел в твой дом!