— Стал бы предатель спать так крепко, что проспал завтрак? — Не давая возможности опомниться разгневанному юноше, жестом руки приглашаю его войти, — Обсудим это?
Понтий если и сомневался, то недолго. Он дал знак своим людям оставаться на месте и решительно двинулся ко мне, не обращая внимания на мечи Хоэля и Сколана.
Оставшись наедине с ним, решаю, что лучше дать ему возможность выговориться, молчу, понятное дело. И правильно делаю. Малыш тут же разразился проклятиями, поминая всех известных ему демонов, но их имена и то, как Понтий жестикулирует, воспринимаю спокойно. В прошлой жизни трехэтажные лингвистические конструкции в импрессивном изложении вокруг меня звучали не редко. Только бы сдержать смех, ведь мальчик может и вправду обидеться.
— Не стоит так ругаться, друг мой. Объясни лучше, что так взволновало тебя? — Слава богам смышленый юноша тут же высказался по сути:
— Ты подговорил Бритомария! — С жаром обвинил меня Понтий. С невинным выражением, стараясь не переиграть, уточняю:
— К чему? Что такого сделал Бритомарий, если вину за его действия ты возлагаешь на меня? — Пытаюсь выглядеть обиженным и возмущенным. Сработало! Малыш сдался, сомнения тут же отразились и на его безусом лице и в поникших плечах.
— Прости бренн. Я обещал царю Пирру Бритомария и его сенонов. Но утром я узнал, что после пира они сразу же покинули Беневент. Единственная мысль об этом происшествии связана с тобой. Ведь вы все время о чем-то говорили!
— Как мог ты обещать то, что тебе не только не принадлежит, но и не может никогда стать тем, чем ты мог бы распорядиться? — «Вот это загнул, закрутил… Стоит излагать по проще», — советует мне Альтер эго. Тем не менее, сохраняя скорбное выражение царственного лица, продолжаю, — Я полагаю, что Бритомарий может и должен принимать собственные решения. — Понтий не возразил мне, да и не собирался. Похоже, малыш пришел в отчаяние от правды:
— Но я же обещал Пирру!
— Не расстраивайся друг мой! — И тут меня настигло ошеломительное озарение: «Какая удача! Как замечательно проведение! Слава богам!», — Известны ли тебе планы Великого Пирра? — Мальчик, полагая, что от искренности его ответа, зависит честь рода и, веря, что я действительно могу помочь советом, не стал скрывать того, что Пирр искал с тусками мира, но, получив отказ, обратился к самнитам за помощью.
— Когда туски отказали Пирру в мире, он, вернувший нам Беневент, просил о помощи и я пообещал ему всадников Бритомария. Я не знаю где сейчас Пирр. Должно быть, набирает армию из союзных ему лукан. — «Ага! Значит, Пирр просил мира», — Это несколько меняет планы, но не существенно. И молодому вождю самнитов в их реализации, пожалуй, отведу главную роль. Доверительно сообщаю:
— Я был женат на дочери сенатора Спурина. Сейчас я дал ей развод, но полагаю, что она с радостью согласиться взять в мужья Пирра. Женившись на ней, он станет Нобелем Этрурии, что позволит ему не только заключить с тусками мир, но и рассчитывать на помощь Этрурии, если, конечно, он будет нуждаться в помощи.
— Этого нельзя допустить! — Закричал Понтий. — Туски наши враги! Ты хочешь, что бы я предложил Пирру сделку?
— Хочу и считаю, что удача в этом предприятии принесет выгоду всем. Всем, кто называют землю полуострова своим домом. — Внимательно наблюдая за Понтием, замечаю, что он по- прежнему настроен против посредничества в этом деле. — Пирр пришел сюда и первое, что он сделал — это стал править тарентийцами как Эпиром. Завтра он станет заправлять и в Самнии, а если победит тусков, то и Этрурией. Тогда тебе только и останется, что угождать новому Императору. Вы сами и самниты и луканы и греки вместо того, что бы приложить дипломатические усилия к миру, навязываете Этрурии войну, забывая, о благословенных временах процветания торговли и мира. А между тем, Карфаген таит куда больше угрозы для процветания всех вас и тусков и самнитов и кампанцев и лукан и греков, что живут в полисах на юге. Пока вы воюете, они бескровно побеждают, становятся сильнее и в торговле и в искусствах. Ты понимаешь меня?
— Да. Понимаю. Но мне тяжело будет сделать то, о чем ты просишь.
— Никто не говорил, что будет легко! — Тут же понимаю, что мой юмор ни к месту. Мальчик хмурится и из под густых бровей бросает взгляд полный сомнений, и быть может, подозрения, мол, о чем ты бренн? — Улыбнись друг мой, если ты сможешь добиться успеха в этом предприятии, то я сравню тебя с легендарным Одиссеем — царем Итаки, чей ум и дарованная богами мудрость повергли непреступную Трою. Ведь рожденный вождем не прославляет свое имя в битвах, но становится великим, думая о благе народа и государства.