Ивал разглядывал постройки Замиев, и над ними работали уже не индивидуально, а группой. Они были громоздкими и величавыми, Ивал плохо мог понять их идею, но она, всегда заключалась в движении, и если в картинах принимали участие помимо стихий неодушевленные предметы, изображая одушевленные действа, то в сооружениях перемещались уже жизни Добра.
Один раз Ивалу удалось увидеть движение Замия в постройке, - это было великолепное зрелище, и тело ученика преисполнилось Добрым восторгом, как это состояние назвал Дармейлин.
Тот Замий был одет помимо обычной одежды в нечто дополнительное, Дармейлин охарактеризовал это подобием крыльев жизни Дэ Знарха.
Он разбегался и прыгал, вытянув вперед руки; Замий попадал в водный поток, создавшийся из ветра и обильно падающего снега, превращенного очень быстро в воду.
Замий несся по образовавшейся речке, а потом внезапно был подхвачен сильным ветром и взмывал вверх.
Далее он пролетал над огнем, охватившим землю из-за образования температуры до возгорания; далее ветер опускал Замия на землю, покрытою твердой водой, в некое деревянное устройство, которое начинало двигаться под действием ветра и массы Замия.
В нем он перемещался по пологой возвышенности, падал с образовавшегося обрыва вниз и, едва не разбившись о землю, подхватывался спиральным ветром, начиная круговые движения вверх и вниз, постепенно передвигаясь дальше.
Держась за выступы в деревянном устройстве, Замий попадал на землю и подхватывался противными ветрами, дующими сначала в одну, а затем в другую сторону. Постепенно все же продвигаясь в одном направлении, Замий, казалось, совершал движение на месте.
Двигаясь под действием противных ветров, деревянное устройство возгоралось от трения с землей.
Далее, подхваченный новым ветром, Замий заворачивал на поверхность покрытой твердой водой, частично гася пламя на деревянном устройстве.
Петляя в различные стороны, он огибал каменные образования, и, в конце концов, Замий спрыгивал с деревянного устройства.
Эта постройка, как заметил Дармейлин, еще до конца не была завершена, но впечатление оказывала и на таком отрезке пути довольно внушительное.
Учитель рассказывал, что наш Бог, канувший в небытие, еще возродится сначала через Борадагаригаров, а потом сам по себе.
Дармейлин знал историю отрывками, так как полное описание и правильное понимание становится доступным с прожитым временем. Ведь знания даются по необходимости, ибо сразу Добро не постигается, ввиду деления его на всех понемногу, и лишь постепенное познавание его возможно.
Ивал мало воспринимал из сказанного Дармейлином. Передаваемые им поучения, больше наталкивали на вопросы, нежели на ответы. Учитель говорил, что так было, и когда он был учеником, и тоже плохо понимал сказанное его учителем. Что сразу ничего не усваивается, всему будет свое время.
Дармейлин рассказывал о Богах нашей земли - Борадагарригарах, что они были наиболее близки к сути Добра и его воплощению, а также, что Земля Прадэ была в большей связи, по сравнению с другими территориями, с тем, что не есть Добро. Как раз эту связь могут на себе чувствовать Замии, когда их тело начинает сиять. Природа Земли Прадэ тоже отражает эту зависимость, показывая видимую хаотичность стихий. Но, как заявил Дармейлин, изменчивость природы, лишь поверхностна, но внутри она выполняет функцию Добра и порядка. Эти функции и исследуют Замии, открывая и познавая Добро, радуясь его неизменному существованию.
Дармейлин говорил еще что-то о недвижимости жизней во времена первичного творения, и о Барадагарригарах, которые преобразили бездвижимость в движение.
Рассказывал о разбиении территорий на части, о Драг Тогэ - неких жизнях, связующих время для возможности движения повсеместно. Дармейлин обыкновенно повествовал историю ближе ко времени покоя после завершения дня и Ивалу, казалось, что сказанное учителем плохо усваивается в это время.
День сменялся днем. Растения попадались разнообразные, но обязательно содержали твердую яркую многослойную кору, которая препятствовала нанесению вреда стихиями. Чем сильней они были - тем меньших размеров можно было встретить растение. Направляющие растений были искривленными в большинстве случаев и ниспадали часто до земли и, казалось, упирались в неё, чтобы удержаться, противясь ветрам.