Махмамох вглядывался в него. Теперь он увеличился и раскрылся.
Внутренние лепестки содержали путаные движения более мощного света. Туманные облачка плыли, обхаживая закоулки переплетающегося лабиринта тонких растительных образований.
Махмамох завороженно смотрел на словно возрастающий бутон, впускающий в свои недра пытливый взгляд Человека. Оттенки яркости создавали необъятную глубину иллюзорных пространств. Едва ли завороженное сознание Махмамоха не проваливалось в таинственное нутро.
И рядом с ним, словно так и должно быть, сидел… Хормытах, живой, молчаливо улыбающийся, на пару с Махмамохом разглядывающий бирюзовый цветок. Творец хотел обнять старосту рукой, но подумал о том, что необычное явление может угаснуть от грубого типичного действия.
Небольшие белёсые шрамы на лице и морщины под глазами замечал Махмамох, хоть и видел Человека сбоку и не полностью. Подумал о том, что их обязательно отразит на своей статуэтке. Эти порезы порой возникали от неумелого срезания бороды в периоды, когда мысли надолго утягивали старосту, а выросшие дремучие переплетённые волоса вносили беспорядок в размышления, если случайно задевал их рукой.
И вдруг Хормытах…заговорил. И так естественно и непринуждённо, что Махмамох не поразился необычности.
- …Не стоит думать о смерти. Отклоняться от деяния во славу Светоча Бога. Обходить препятствия стороной неприемлемо…
Он грел руки у костра с правой стороны, слева сиял цветок, но вскоре расстояния и направления смешались, и Хормытах окутался бирюзовым светом, а необычное растение пропало.
- Мир меняется, и следует быть сильным. А если не знаешь, насколько мощь проявляется в тебе, просто посмотри, есть ли слабые жители поблизости, нуждающиеся в поддержке, окажешь ли им помощь при обнаружении врага?..
Голос Хормытаха неторопливо угасал, а сам он обращался в иллюзию, уменьшаясь в размерах. Превратился в статуэтку, которую держал Махмамох, речь его продолжилась, но тихо, словно мысль.
- Стоит защитить жителей восточного Юга. Помоги слабым. Сила придёт, она совсем близко…
В расплывчатом сознании Махмамох заметил, что добавляет инструментом мелкие незаметные штрихи Хормытаху. Вопросительно и ожидающе смотрел староста с укором и безотказной просьбой вступить в противостояние.
В паволоке застилавшей глаза творил Махмамох, преодолевая желание прекратить деяние в плохой видимости. Но руки словно знали, как преобразовать статуэтку.
Махмамох действительно нашёл возможности для развития творчества, теперь на него смотрел не безликий маг, а почти живой Хормытах. Жители, которые знали его, замирали, солёная вода текла из глаз, когда лицезрели творение, прекрасно передающее лик погибшего старосты и воспоминания о нём.
Но Махмамох знал, что статуэтка - это будущий Хормытах, изменившийся, пусть и после смерти. Он воскресил его в лучших качествах, которые тот не успел утвердить в себе…
Творец вдруг узрел, что это не единственный цветок, излучающий неведомое голубоватое сияние. Погибших соратников немало, возможно и растительных сопроводителей смерти велико.
И Махмамох находил их. Узнавал у жителей о почивших воинах, спрашивал, как выглядели, чтобы представить образ. И в ночи, когда казалось, силы должны оставить сознание, наоборот, наполняли его желание выявить лик соратника.
Цветок излучал питательное сияние. Даже когда яркость бирюзы колола глаза, руки волевым усердием не прекращали вырезать истинную проекцию.
И Махмамох создавал образы, даже если никогда не видел почившего собрата. Бирюзовый цветок, словно живая память об умершем воине, показывал его облик в сознании.
Однажды ночью, когда в очередной раз Махмамох обнаружил волшебный цветок, из недавнего пореза, который совершил инструментом в попытках при ярком светиле поработать над творением, потекла кровь. Усталость после ночного бодрствования и всё сильнее встававшая перед глазами белёсая пелена днём, уменьшали возможности преображения статуэтки в светлое время.
И вот, когда Махмамох порезанным пальцем искал конец неведомого пространства в середине цветка, почувствовал истечение крови. Вытаскивал палец из бирюзового растения и Вода Жизни прекращала движение наружу, а внутри бутона беззаботно высасывалась с ощущением покалывания и небольшого холодка.
Махмамох вдруг заметил, как у крайних лепестков снаружи набухли прожилины: стали толстыми, ветвящимися, словно каналы крови у Человека. И у начала лепестка одна из них обнажила голубоватую сияющую нить.
Махмамох помимо воли взялся за край сверкающей линии, порой извивающейся импульсами попеременной яркости, и потянул её вверх вдоль высоты лепестка. С лёгкостью беспрепятственно вытащил с растения, словно цветок сам этого желал.