Сидда давно потеряла счет любовникам… годы и годы совокуплений, оставивших ее ранимой, чуточку растерянной и опустошенной, особенно по утрам, когда приходилось вставать. У нее было две довольно продолжительных связи, но только с Коннором она чувствовала себя по-настоящему хорошо и ощущала, что ее нежно любят.
После они долго лежали обнаженными, бок о бок, охлаждая разгоряченную кожу. Сидда погрузилась в крепкие теплые объятия их тел и блаженно отдыхала. На какое-то мгновение она умерла старой доброй маленькой смертью, вернее, они умерли одновременно. И тут ее глаза переполнились слезами. Она плакала и плакала. От красоты того, с чем она случайно встретилась. От страха, что случится нечто ужасное, потому что она потеряла бдительность. Плакала из боязни чего-то настолько чудесного, что у нее не хватит храбрости вынести это.
Когда она успокоилась, он поцеловал ее в глаза. И попросил выйти за него замуж.
Она сказала «да».
Много лет назад Сидда решила никогда не выходить замуж. Ни за кого. Никогда. Поклялась, что не повторит ошибок родителей. Не пойдет на то, чему сама была свидетелем в их браке.
Но Коннору сказала «да».
Он положил ладонь на ее живот, на самый пупок, так что, когда она выдыхала, живот упирался в его ладонь. Первым порывом было втянуть живот, чтобы казался более плоским, но энергии на это уже не осталось. Любовь ее измотала.
Наконец они натянули свитера и толстые носки и вышли на маленький балкон ее квартиры на двадцать втором этаже. Сидда захватила старый фотоаппарат, который они установили на штативе, и нажала кнопку автоспуска. Улыбающиеся. С развевающимися на ветру волосами. Не обнявшиеся, но стоящие рядом и держащиеся за руки, как на старых снимках.
Сидда съехала с парома и направилась на запад, к полуострову Олимпик. Через час с лишним езды показались огромные территории «окультуренных лесов», где все деревья вырубались, сжигались, а земли засаживались заново. То и дело мелькали маленькие городки с унылого вида домиками и широкие, как разверстые раны, вырубки с белыми пнями и скрюченными ветками, походившими на человеческие кости.
На белом здании бензозаправки висел большой цветной плакат с изображением трех поколений здоровяков лесорубов и броской надписью: «ИСЧЕЗАЮЩИЕ ВИДЫ. СОХРАНИМ ИХ».
Как-то Сидда едва не оказалась в кювете, чудом не столкнувшись с неуклюжим лесовозом, высоко груженным бревнами. На радиаторе болталась потрепанная пятнистая сова.
Ближе к вечеру Сидда свернула на проселочную дорогу, ведущую к домику Мэй, старой белой бревенчатой хижине постройки тридцатых годов, выстроенной неподалеку от озера Куино, на опушке дождевого леса. С его крыши открывалась панорама озера. Справа расстилались зеленые пространства заливных лугов реки Куино, исчезающей в суровых, покрытых снегом пиках гор Олимпик. Под серым небом серебрилась неподвижная вода, и было так тихо, что Сидда слышала, как гагара садится на поверхность озера.
В домике было темно и уютно. Панели из узловатой сосны излучали золотистое сияние даже в самые хмурые дни. Помещение состояло из кухни, довольно большой спальни и одной гигантской комнаты с бесчисленными окнами и стеклянными дверями, откуда можно было попасть на веранду. Одна из стен была увешана снимками Мэй Соренсон и ее родных. У Сидды потеплело на сердце при виде книг, мягких кресел и паззла с пейзажем Венеции, все еще лежавшего на маленьком угловом столике.
Разгрузив машину, Сидда заварила чай и немедленно пожалела о решении спрятаться от всех. Ее так и подмывало позвонить агенту и объяснить, как ее найти. Черт возьми, почему она не сообразила захватить сотовый! Слишком привыкла всегда быть в курсе событий.
Вынудив себя оставаться на месте и не метаться в поисках телефона, Сидда вспомнила о непонятной коробке, которую сунул ей Коннор в последнюю минуту. Принесла ее из машины и поставила посреди большой комнаты на старый, выцветший, розовый с зеленым коврик, как раз перед стеклянными дверями, ведущими на крышу. Сейчас они были открыты, и с озера в комнату врывался легкий ветерок.
Хьюэлин, с любопытством принюхиваясь, кружила вокруг коробки. Надпись на крышке была сделана почерком Виви. Обратный адрес — Пекан-Гроув. Последовав примеру Хьюэлин, Сидда обошла коробку и уже подумывала было наклониться и тоже ее обнюхать. Эта штука излучает мама-лучи! Облеплена стикерами «Федэкс»[12]. Сверху рукой Виви крупно написано «ОСТОРОЖНО. НЕ МЯТЬ».