— Миз Виви, миз Каро, пожалуйста, подождите в гостиной.
К ним спустилась измученная Тинси. Ее раздавшееся тело выглядело волейбольным мячом, засунутым под юбку девочки-подростка.
— Мама сегодня спит. Простите, но ей не слишком хорошо.
— Спит сама или после укола? — спросила Каро.
— После укола, — вздохнула Тинси, поднимая угол одеяльца, чтобы взглянуть на мирно сопевшую Сидду. — За такие ресницы можно все отдать.
— Как у Шепа, — пояснила Виви.
— Малышка, — прошептала Тинси, — вряд ли моя мама может стать твоей крестной.
Она снова прикрыла одеяльцем крохотную головку Сидды так поспешно, словно лишней минуты не могла вынести вида младенца.
— Виви, попроси Каро быть крестной.
— Но почему? — удивилась Виви. — Какая разница, будет Женевьева на крестинах или нет? Я хочу, чтобы она…
— Не спорь со мной, Виви, — перебила Тинси. — Пожалуйста.
— Нельзя хотя бы показать ей Сидду? — настаивала Виви. Но силы Тинси, похоже, были на пределе.
— Прости, Виви, — пробормотала она.
Сидда так никогда и не увидела Женевьеву Сент-Клер Уитмен.
Через месяц после крестин Виви лежала на зеленом с голубым пледе, наброшенном на кушетку. Рядом лежала Сидда, усердно сосавшая из бутылочки. В такие моменты Виви удавалось оставить потерянного навсегда мальчика в руках Господних и вернуться к реальной жизни, за что она бывала благодарна судьбе. Шеп смешивал на кухне коктейли и нарезал сыр к крекерам. Именно он поднял трубку, когда позвонил Чак.
Виви слышала его голос, но не разбирала слов. Она нежилась в сладкой дремоте, рядом со своей малышкой. Сейчас муж принесет коктейли, а потом приготовит на пару бифштекс. И она чертовски неплохо выглядит для женщины, которая только родила.
— Детка, — позвал Шеп, возвращаясь в комнату с ее бурбоном.
— Сам детка, — буркнула она, похлопав по краю кушетки. — Садись.
Ей хотелось собрать вокруг себя всю маленькую семью. Она молодая мать с красивым мужем и прелестной здоровой рыженькой дочкой. Пусть она потеряла ребенка и до сих пор сражается со своими демонами, но сегодня вечером она была центром их крошечной вселенной и знала это. Ощущала яркий луч прожектора, направленный на нее.
— Посмотри на это чудо, — прошептала она Шепу. — Только посмотри!
Она пригубила виски, поставила стакан на столик и стала разговаривать с Сиддой:
— У тебя чудесные глазки — большие, как блюдца; прямой носик и сладкие маленькие губки; десять вкусных пальчиков на ногах, десять на руках и красивые прямые ножки. Так и хочется тебя съесть.
— Добрая французская леди покинула нас, Виви, — тихо сказал Шеп. Но Виви не обратила на него внимания. Она подносила бутылочку к крохотным губкам Сидды и увлеченно наблюдала, как тяжелеют веки дочери. Шеп наклонился и попытался поднять Сидду, подложив ей ладонь под спинку.
— Не нужно, котик, — запротестовала жена. — Пусть заснет как следует, я дам ей срыгнуть и уложу в кроватку.
Обычно Шеп слушал наставления Виви и не касался Сидды без просьбы или разрешения жены. Но на этот раз, хоть и нерешительно, поднял Сидду и взял у Виви бутылочку.
— Что ты делаешь? Хочешь докормить ее сам?
Шеп продолжал стоять, держа Сидду одной рукой. Виви села, по-прежнему в хорошем настроении и готовая потакать мужу в его прихотях.
— Виви, Женевьева скончалась, — выговорил он, не сводя глаз с жены.
Во рту Виви мгновенно возник железистый привкус.
«Странно, — подумала она, поднимаясь. — Я не чувствовала вкуса железа, когда умер мой мальчик. Не чувствовала с тех пор, как погиб Джек».
— Что случилось? — обронила она, не желая слышать ответ. Шеп уставился на девочку. Он не хотел говорить жене то, что должен был сказать.
— Детка, мне ужасно жаль… Но похоже, аллигаторы все-таки добрались до нее.
Виви опустила глаза, уставилась на дочь, но, кажется, ослепла на несколько секунд, потому что не видела ее. Только собственное потрясенное лицо, отраженное в зеленовато-карих глазах младенца.
— Могу я что-то сделать, Виви? — спросил Шеп. — Могу я что-то сделать для тебя, детка?
Виви покачала головой:
— Ничего. Докорми свою дочь. Дай ей срыгнуть и смени пеленку. Я пойду в спальню, поговорю с подругами. Пожалуйста, не беспокой меня.
Едва она вышла, как Сидда расплакалась. Шеп Уокер поднял ребенка вверх, на уровень глаз. Он не знал, как с ней обращаться. Не знал, как ее успокоить.
— Эй, маленькая горошинка, — бормотал он. — Все хорошо. У тебя папины глазки, знаешь? Легкие от мамы, а вот глазки папины.
— Могу я говорить? — спросила Виви Тинси, успевшую сбросить сандалии и улегшуюся на шезлонг.