Теперь, когда у меня были дети и Шеп, я уже не могла делать все, что хочу. А я хотела убежать с незнакомцем и быть богатой, до ужаса богатой. Хотела не иметь никаких обязанностей и обязательств. И не то чтобы Шеп был плохим человеком. Вовсе нет. Мы строили большой новый дом на проклятой плантации, а пока жили в крысиной норе. Шестеро в двух спальнях, где мне было нечем дышать!
Как получилось, что я возненавидела Ширли Фрай, ставшую чемпионкой Америки по теннису? Я всегда любила победителей. И сама была победительницей. Занималась теннисом, то есть серьезно занималась теннисом. Была такой сильной! Плоский живот, загорелые ноги, почти белые волосы…
Я смешала еще одну порцию выпивки, на этот раз покрепче. Досмотрела последнюю телепередачу. Поплакала, слушая «Звездно-полосатое знамя». Выкурила сигарету в постели. Попыталась читать, но последняя порция бурбона меня доконала. Слова расплывались перед глазами.
Поэтому я пошла взглянуть на свою четверку. Господи, какие красавчики! Мои дети были самим совершенством: куда прекраснее, чем я могла себе представить. Я благодарю Господа за то, что не дал мне родить уродцев. Насколько легче любить их, когда они красивы. Я дала миру чудесных малышей.
Лулу храпела, как ее папаша, но глаза у нее были больше. А Сидда с ее вишневыми губами идеальной формы и рыжими волосами, за которые каждая из я-я была готова умереть, не говоря уже о ресницах!
И Малыш Шеп со своим игрушечным трактором, который он, несмотря на уговоры, тащил в постель каждую ночь. Этакий мускулистый маленький террор.
И Бейлор в колыбельке. Пучки белых волос торчат в разные стороны, крошечный пальчик во рту, надутые губки и громкое сопение.
Ночник был включен, но я подошла ближе и включила еще и бра. Не хотела, чтобы они испугались, если проснутся. И вообще хочу, чтобы ничто не пугало моих детей.
Вернувшись к себе, я закрыла глаза и подумала о Джеке. Представила его шею. Представила, как он подбрасывает меня в воздух. Высоко. Как умел только он. Просто так. Из чистой радости. Представила, какими были бы наши малыши.
Должно быть, я задремала. И проснулась от чьего-то кашля. Долго ждала, пока он прекратится. Где Мелинда? Куда она смотрит?
Тело налилось свинцом. Я пыталась поднять руку, но она не двигалась. Потом мне приснилось, что я встала и надела халат.
Хриплый захлебывающийся кашель. Это Сидда никак не может отхаркаться. Я должна встать. Идти к ней.
Мне кажется, что я уже на ногах. Кашляет отец, сидя в кресле у огня, и я принесла ему горячий лимонный сок. Но он меня не видел.
— Отец, — попросила я, — выпей это.
И тут я вздрогнула и проснулась. Отец давно мертв. Не вписался в поворот вскоре после рождения Сидды. Почти сразу после того, как мы потеряли Женевьеву.
Рядом с моей кроватью стояла Сидда. Волосы спутаны. Они совсем не похожи на мои. Сидда не настоящая блондинка. Она так и не откашлялась. Я словно вижу ее тело изнутри. Вижу маленькие ребра, готовые треснуть от натуги.
Я села в постели, притянула ее к себе и обхватила за ребра.
— Малышка, — прошептала я, — постарайся задержать дыхание.
Но кашель только усиливался.
— Мне больно, мама, — пожаловалась она.
Я потянулась к стакану на тумбочке.
— Дорогая, попробуй сделать глоточек.
Поднесла стакан к ее губам, и она послушно глотнула.
— Вот так, солнышко, помедленнее, еще глоток…
Неожиданно она захлебнулась, выплюнула жидкость и закатилась кашлем. Я беру стакан и подношу к носу. Это не вода. Это бурбон. Будь под рукой нож, я вырезала бы себе сердце.
— Прости, дружище. Прости, что так вышло.
— Ничего, мама. Я пришла сказать, что Лулу и Бейлор заболели.
— То есть как это заболели, мивочка?
— Они все время пукают.
Едва я переступила порог спальни, в нос ударил мерзкий запах. По-прежнему лил дождь, окна были наглухо закрыты, жара стояла невыносимая, и в комнате смердело общественным туалетом. Лулу, всхлипывая, сидела в постели. Подойдя ближе, я сразу сообразила, что у нее понос. Подгузник промок насквозь, и дерьмо лилось по ее ногам на простыни. Оно каким-то образом умудрилось попасть даже в волосы. Я поспешно подняла ее.
— О, детка… ш-ш-ш… солнышко, все хорошо.
Все содержимое подгузника мгновенно просочилось на руки и халат. При звуках моего голоса Бейлор тоже заплакал. Не выпуская Лулу, я наклонилась над ним и пощупала заднюшку. Оказалось, он тоже обкакался. Мир наполнен детским говном. В этот момент я была почти убеждена, что ничего другого мне больше не придется нюхать. Никогда.