Где-то в середине вечера, когда все насытились, музыка стихла, музыкант, игравший на аккордеоне, объявил, что присутствующих ждет сюрприз, и, отступив в сторону, представил четырех я-я.
Виви Эббот Уокер подошла к микрофону, высоко подняла бокал шампанского, подмигнула и провозгласила:
— Сиддали, мивочка, эта песня для тебя.
Как следует глотнув шампанского, она дала знак остальным, и вся четверка, в сопровождении скрипки, аккордеона и бас-гитары, запела. Голоса были не так уж чтобы хороши, да и пение не слишком стройным, но с их губ лилась то ли колыбельная, то ли благословение, то ли просто песнь любви.
К тому времени как песня кончилась, Сидда почти смирилась с мыслью о том, что ее лицо на всех свадебных фотографиях будет изуродовано черными потеками туши: никакая косметика не выдержит такого количества слез. И когда незаметно подошедший сзади отец вручил ей платок, она благодарно улыбнулась.
— Когда я вчера вечером отправился спать, твоя мама и остальные все еще репетировали, — сообщил он.
— Спасибо за то, что вырастил эти подсолнечники, папа, — прошептала Сидда.
— Знаешь, это мой второй урожай за год. Не знаю, что это на меня нашло! Сажать подсолнечники в конце лета! Представляешь, как надо мной насмехались? Растить цветы после того, как мои поля хлопка тянулись едва ли не до входной двери! Но тогда все было по-другому: нужно было кормить и одевать четверых детей, покупать им машины, посылать в колледжи. Теперь же у меня появилась возможность растить то, что хочется. И все же я рад, что вы с Коном приехали, и теперь вроде бы эти подсолнечники имеют полное право тут находиться. По крайней мере никто не посчитает, что у меня крыша поехала. Нужно же как-то сохранять лицо!
Сидда протянула руку и осторожно смахнула слезу с отцовской щеки.
— Я люблю тебя, папочка.
— Надеюсь, твой брак будет счастливым, куколка. Может, теперь наша семья будет больше походить на настоящую, если понимаешь, о чем я.
— Да, папочка, — кивнула Сидда, беря отца под руку. — Понимаю.
— Не считаете, что сейчас отцу самое время потанцевать с дочерью? — спросила Виви, подходя к ним и целуя сначала Сидду, потом мужа. — По-моему, американской семье необходимо как можно больше танцевать, не находите?
Сидда с улыбкой посмотрела на родителей.
— Думаю, ты права, мама. Мало того, этот пункт следует включить в президентскую программу.
И когда музыканты опять взялись за инструменты, Виви сжала ладонями лицо Сидды и снова поцеловала. Потом, вложив ладонь дочери в руку мужа, подтолкнула их к танцевальной площадке.
— Потрясите хвостиками, мивочки! Покажите им всем! Постучите каблуками! — наказала она, прежде чем отправиться на поиски я-я. И скоро все четверо закружились в танце так лихо, что юбки развевались. Глаза подруг сияли.
После того как был разрезан свадебный торт, испеченный Вилеттой и украшенный, как на Хэллоуин, ее дочерью Перл, все снова пустились в пляс. И хотя было уже поздновато и малыши засыпали на ходу, никто не хотел уезжать с плантации Пекан-Гроув. Никто не хотел окончания праздника. Поэтому все остались и танцевали. Вальсировали, дергались, виляли бедрами, плясали кейджанский тустеп, джиттербаг, фокстрот и буги. До упаду. До потери сознания.
Со своего привычного места на рожке полумесяца Пресвятая Владычица смотрела вниз и улыбалась своим несовершенным детям. Ангелы, служившие ей этой ночью, ощущали непривычное желание оказаться в людском обличье, пусть и на несколько минут. Им хотелось вертеться в рок-н-ролле, испытать истинно человеческое чувство восхищения идеальной ночью, посланной в отнюдь не идеальный мир. Хотелось попробовать на вкус соль собственных слез, как Сидда, как Виви и, по правде говоря, как почти все, кто был в Пекан-Гроув в ту ночь, когда Сидда Уокер выходила замуж за Коннора Макгилла.
Так бывает всегда, когда пуповина любви протягивается с небес на землю и с земли на небеса. Так бывает иногда в штате Луизиана перед самым Хэллоуином, когда границы между небесами и землей приоткрываются и добрые духи с той и другой стороны собираются вместе. Возможно, души брата-близнеца Сидды, и Джека, и Женевьевы Уитмен тоже радовались и праздновали в ту ночь. Возможно, маленькие нерожденные духи в надломленных сердцах других гостей тоже освободились в ту ночь. И гости, запыхавшиеся, счастливые, переговариваясь между песнями, твердили друг другу, что эта ночь заколдована. И все повторяли, что кто-то их зачаровал.