Мистер Голливуд снова поворачивается к нам и подносит руку ко рту, стараясь растянуть губы. Порезался? Нет, пытается заставить нас улыбаться шире. И тут же дает знак пианисту, который начинает играть «Прекрасный корабль “Леденец”». Потом обходит шеренгу, останавливается рядом с девочкой в пушистой белой шубке, приказывает ей повертеться и что-то записывает в блокнот. И при этом не говорит ни слова. Только осматривает нас, словно выбирает лошадь, чтобы купить.
— У меня уже губы ноют от всех этих улыбок, — шепчу я Тинси. И тут — клянусь, понятия не имею, что на нее нашло, — она подвигается ближе и наступает мне на ногу. Ничего не остается, кроме как ответить тем же, да еще и немного притопнуть.
— О-ой! — вопит Тинси.
До чего же она любит подобные штучки! Можно сказать, только этим и живет. Она мгновенно поворачивается к соседке и показывает язык. И что бы вы думали? Эта маленькая кривляка заливается слезами!
— Соплячка! Неженка! Маленькая слабачка! — шипит Тинси. И вдруг ни с того ни с сего пукает! Да так громко! В жизни ничего подобного не слышала! Да и вы бы никогда не подумали, что такой страшный пук издала совсем маленькая девочка! Посмотрели бы вы на ее лицо! Она потрясенно моргает. Оглядывается, словно сама себе не верит. Совсем как наш пес, когда пукает и сам же пугается.
И все остальные девочки тоже это услышали и потихоньку отступили от нас. Словно пук Тинси живой и может сбить их с ног и запачкать. А вот мы с Тинси начинаем хохотать и никак не можем остановиться. Если знаете что-то забавнее, чем пуканье, можете рассказать мне об этом, я тоже посмеюсь.
Должно быть, мистер Голливуд не услышал позорного звука. Он все еще торчит на другом конце сцены, изучая девочек. Но, уловив смех, строго смотрит на нас, и я вижу, как шевелятся его губы.
— Замолчите.
Тут мы, естественно, заливаемся в две глотки, а Каро и Ниси тоже лопаются от смеха.
— Ш-ш-ш, — сигналит нам мистер Голливуд, прижимая палец ко рту, прежде чем этим же пальцем растянуть уголки губ в широкой улыбке. Это оказывается последней каплей. Вид улыбающегося мистера Голливуда вызывает настоящую истерику — из тех, что заставляет наших матерей выпроваживать нас за дверь.
И тут мистер Голливуд неожиданно поворачивается на своих модных каблуках и направляется в нашу сторону. Правда, к этому моменту нас уже не остановить. Мы не можем успокоиться, даже если бы и хотели.
Мистер Голливуд останавливается прямо перед нами.
— Немедленно прекратите! — приказывает он. Глаза вылезают из орбит, рот широко распахнут, и мы видим, что у него не один, а целых три гнилых коричневых зуба! Передние сверкают белизной, а те, что в глубине, успели сгнить! И тут мы буквально визжим от смеха!
Видя, что мы не собираемся заткнуться, он швыряет свой блокнот на пол, угрожающе придвигается к нам, и на какое-то мгновение мне кажется, что сейчас он кого-то ударит. Но похоже, он передумал, потому что сигналит пианисту играть потише. Потом Старые Гнилые Зубы хватает микрофон и объявляет:
— Некоторые из так называемых Ширли, похоже, уж очень развеселились. Номера тридцать девять, сорок, сорок один и шестьдесят один, не будете ли так добры подойти к микрофону?
Едва мы выступаем вперед, Пит снова орет:
— Это Вонючка!
Я посылаю публике воздушный поцелуй.
Мистер Голливуд — Гнилые Зубы смотрит на нас и улыбается широкой фальшивой улыбкой:
— Девочки, если знаете что-то забавное, может, поделитесь с остальными?
Мы четверо переглядываемся. Потом Каро смело шагает к микрофону и снимает свою пилотскую кепку. Ее волосы висят соломой.
— Вы действительно хотите знать? — спрашивает она в микрофон.
Мистер Голливуд наклоняется поближе:
— Да, номер сорок, очень.
— Тогда ладно, — кивает Каро, глядя прямо в зал. Открывает рот и говорит громко и четко: — Тинси пукнула!
И что тут начинается! Весь театр прямо ползет по швам! Смех, крики, свист! А шайка под предводительством моего братца, что сидит впереди, принимается издавать звуки пука — кто ртом, кто ладонями. Скоро к ним присоединяются другие, пока все в этом большом помещении не превращаются в пердунов! Те же, кто не пукает, дружно орут: