— Верно, — сказал я. — Иродиада вышла за своего дядю Филипа, затем покинула его и убежала с дядей Антипой. А дочь Ирода Агриппы, Береника, вышла за своего дядю Ирода Поллиона, царя Халкиды, а сейчас, как полагают, живет в кровосмесительной связи со своим братом молодым Агриппой. Почему бы Цезарям не вести себя так же свободно, как Иродам?!
Вид у Вителлия был удивленный, но голос звучал совершенно серьезно:
— Кровосмешение между сестрой и братом — совсем иное дело. Этого я не могу взять под защиту. Но вполне возможно, что наши самые ранние предки разрешали браки между дядьями и племянницами, — во всей древней классической литературе нет ни одного порицания женитьбы Плутона на его племяннице Прозерпине.
— Плутон был бог, — сказал я. — Впрочем, кажется, теперь я тоже бог. Паллант, что моя племянница Агриппинилла сама думает по этому поводу?
— Она сочтет это великой честью для себя и будет крайне рада, цезарь, — сказал Паллант, с трудом скрывая свое торжество. — Она готова поклясться, что всю жизнь до конца своих дней посвятит тебе, твоим детям и империи.
— Приведи ее сюда.
Войдя в комнату, Агриппинилла пала к моим ногам; я велел ей подняться и сказал, что готов жениться на ней, если она не против. В ответ она пылко меня обняла и заверила, что это счастливейший миг ее жизни. Я ей поверил. Почему бы и нет? Теперь она сможет моими руками управлять всем миром.
Агриппинилла отличалась от Мессалины. У Мессалины был дар целиком отдаваться чувственному наслаждению. Этим она пошла по стопам своего прадеда Марка Антония. Агриппинилла была женщина совсем иного рода. Она пошла в свою прабабку, божественную Ливию: она любила только власть. Как я уже говорил, она была глубоко порочна, но весьма скупо раздавала свои милости. Она спала только с теми мужчинами, которые могли быть ей выгодны политически. Например, у меня есть основания полагать, что она наградила Вителлия за его галантную защиту, и я наверняка знаю (хотя никогда ей об этом не говорил), что Паллант был тогда и продолжает быть сейчас ее любовником. Потому что в ведении Палланта императорская казна.
Итак, Вителлий произнес свою речь в сенате (организовав предварительно перед его зданием большую демонстрацию горожан) и сказал, что брак этот предложил он сам, и я согласился, что в этом есть политическая необходимость, но я нахожусь в раздумье и не дам окончательный ответ, пока не услышу, что скажет по этому поводу сенат и римский народ. Вителлий говорил со старомодным красноречием.
— …И вам не придется долго искать, отцы сенаторы, дабы убедиться, что госпожа Агриппина превосходит всех других знатных дам Рима блеском своей родословной, что она дала прекрасное доказательство своей плодовитости и отвечает вашим требованиям, даже превосходит их по части своих добродетелей; право, мы должны возблагодарить провидение за то, что госпожа Агриппина, этот образец всех женских достоинств, в настоящее время вдова и может без помехи вступить в союз с тем, кто всегда был эталоном супружеской высоконравственности.
Вы, наверное, догадались, как встретили эту речь. Предложение было одобрено единогласно, однако вовсе не потому, что сенаторы так уж любили Агриппиниллу, просто теперь, когда ее шанс стать женой императора сделался вполне реальным, никто из них не отважился вызвать ее гнев; а несколько сенаторов, побуждаемые духом соперничества, рьяно вскочили с места и заявили, что, если понадобится, они заставят меня подчиниться единодушному желанию всей нации.
49 г. н. э.
Я выслушал их поздравления, приветствия и мольбы на рыночной площади и проследовал в сенат, где потребовал принятия декрета, узаконивающего на вечные времена браки между дядьями и племянницами со стороны брата. Декрет был принят. На новый год я женился на Агриппинилле. Лишь один человек воспользовался новым декретом, всадник, капитан гвардии. Агриппинилла хорошо ему за это заплатила.
Я сделал в сенате заявление насчет своего храма в Британии. Я объяснил, что обожествили меня по ошибке, и попросил своих сограждан простить меня. Но, возможно, они не будут настаивать на исправлении этой нелепой оплошности в виду политической опасности такого шага.
— Британия так далеко, а храм такой маленький, — иронически уговаривал я их. — Маленький деревенский храм с земляным полом и крышей из дерна, вроде тех, в которых жили наши римские боги во времена республики до того, как Божественный Август переселил их в теперешние роскошные храмы. Неужели вы будете возражать против крошечного храма, который так далеко отсюда, одного-двух старых жрецов и скромного жертвоприношения время от времени? Что до меня, я никогда и не думал становиться Богом. И даю вам слово, что это будет мой единственный храм…