Мужчина достал нож. Связанные дети, что кучей лежали у стен, завидев оружие, в панике зашевелились, роняя крупные слезы.
Сердце Цин Луна забилось быстрее. Сжав ткань белых одежд, он тихо прошептал:
— Остановите его… — Он обернулся на Юэ Фэна, повысив голос: — Остановите его!
— Мы не можем причинять вреда людям. — Тихо пробормотал Бай Хуа, сжав серп. — Это запрещено правилом…
— К черту правила! — Закричал он, сжав кулаки. Сердце в его груди колотилось как сумасшедшее, а сам он взмок от переживания. За его спиной громко рыдала маленькая девочка и звала маму. — Убейте их! Убейте! Их!
Крик учителя привлек внимание некоторых людей. Они стали оборачивается в непонимании хмуря брови.
— Чжун Цзун! — Цин Лун посмотрел на демона. — Прошу, сделай что-нибудь!
Демон беспомощно посмотрел на богов. Ребенка приносили ему в жертву, по сути он тоже не мог вмешиваться. Хотя, скорее не хотел.
— Неужели ваше положение важнее жизни детей?! — Взвизгнул он, чувствуя свое бессилие.
В глубине души он чувствовал себя таким же. Боялся показывать меч, пропитанный кровью богов. Боялся косых взглядов ученика и Бога Войны. Он просто… боялся выйти из-под контроля, как раньше. Он ненавидел себя за это, призирал, но не мог пересилить себя и достать кровавый клинок.
— Остановись! — Воскликнул Чжун Цзун.
Голос демона набатом пронесся по пещере, отражаясь эхом от стен. Казалось, что он и в самом деле вышел из глубин Ада, дабы покарать неугодных.
Прикрыв глаза, он мысленно обругал себя. Ему приносят в жертву сочного, горячего, сладчайшего ребенка, а он приказал остановиться. Он сам от себя такого не ожидал, но увидев панику на лице учителя, в глубине его сердца будто что-то трепыхнулось, разливаясь слабым теплом.
Распахнув веер, он высокомерно вскинул голову, медленно ступая к своей статуе. Люди на земле расступались, отползая к стенам. Все они были обычные смертные, купленные людьми в черном и аура непревзойденного демона заставляла их сердца сжиматься от ужаса.
— Ты кто?! — Рыкнул мужчина, рассматривая изящное тело, что медленно приближалось к нему.
— Я тот, кому ты молишься уже который день. — Чжун Цзун поднял на мужчину темный взгляд, в глубине которого полыхали алые всполохи. — Мы заключили сделку: Ты отдаешь свою душу, а я удачу в азартных играх. Что за балаган ты тут устроил?
— Обмен начесный! — Взревел мужчина, прижав острие клинка к шее ребенка. — Посмотри, что со мной стало!
Мужчина повернулся к демону частью лица, где кожа и мясо сгнили почти до костей. Его глаз почти вывалился, а через мышцы челюсти был виден язык и зубы.
Чжун Цзун улыбнулся, проведя языком по клыкам. Вид этого человека лишь разжигал его аппетит.
— Потеряв душу, ты теряешь и все остальное. — Усмехнулся он, спрятав улыбку за веером. Он смотрел на мужчину снизу вверх, но превосходство демона угнетало человека. Казалось, это Чжун Цзун возвышается над ним, подавляя своей смертоносной, тяжелой аурой. — Сколько бы детей ты не убил, ничего не изменится. Хватит пачкать мой алтарь для подношений. Пусть я не бог, но мне приятно получать подношения.
— Мерзкий сукин сын! — Завопил мужик. Вены на его руках вздулись. Казалось, они вот-вот лопнут. Его глаза налились кровью, а из дыры в пасти потекла слюна. — Гнить твоим останкам в отбросах!
Он резко повел рукой. Клинок скользнул по нежной коже девочки, впиваясь в ее плоть и оставляя глубокий порез. Кровь окропила лицо демона. Не ожидая такого поворота, он вздрогнул, отступив назад.
Зрачки Цин Луна резка сузились. Он почувствовал, как кровь отошла от лица, а душа выпорхнула из тела.
Ребенок беспомощно зажал маленькой ручкой шею. В глазах девочки застыли слезы. Она издала слабый всхлип и повалилась на землю, замолкая.
— Кровь этих детей, — он указал острие на демона, — на твоих грязных руках.
Чжун Цзун так растерялся, что застыл на месте. Его не так волновал ребенок, как учитель, что ждал от него помощь.
Цин Лун чувствовал, как опаляющая, удушающая ярость заполняет его тело и если он не даст ей выход, то сгорит на месте.
— Юэ Фэн, дай мне свой меч. — Холодно произнес он, подняв руку.
Бог Войны замялся, сжав рукоять клинка.
— Но… Что ты собрался делать? Это люди и…
— Они больше не люди! — Цин Лун сжал руки в кулаки и обернулся к богам. Им предстало серое лицо юноши с полыхающим взглядом. Глаза были темнее самой ночи, а в их глубине полыхал огонь. — Больше нет! Бай Хуа, — он протянул руку к ученику. — Серп, сейчас же!