«Европа» продолжила поворот, выходя на курс, который позволял кораблю зайти в хвостовую дугу к «Беллусу». Даже с метровой броней и двойными пустотными щитами, которые защищали ее, капитан искал бы самоубийства, позволив атакующему кораблю свободно выпускать снаряды и лазогонь в сопла двигателя. Идеон выругался и проревел приказы, в редкие момент физической реакции его руки гневно дергались сжимаясь. Две баржи развернулись друг к другу, выравнивая скорость, и сцепились в смертельном вальсе. Они продолжали обмениваться выстрелами, когда «Мизерикордия» подошла, нацелив свои смертоносные стволы хеллганов на «Беллус». Капитан-человек возможно бы ждал; капитан-человек возможно бы просчитал последствия и сдержал огонь, пока «Европа» не стала бы отчетливой целью. Но, как и корабль, капитан «Мизерикордии» давно уже забыл человеческое происхождение и любую веру в такие абстракции слабаков как преданность и сострадание.
Красный кинжал выстрелил, чтоб победить, и правый оружейный борт «Мизерикордии» сверкнул каскадом раскаленной смерти. Множество выстрелов нашли свою цель, попадая в наиболее важные части корпуса «Европы», но и такое же множество проткнуло «Беллус», прошивая корабль лоялистов как какую-то случайную защиту, которую необходимо уничтожить.
Первичное сердце Идеона запнулось от шока, когда лазерный огонь разнес на части башенки и минареты на палубе «Беллуса». Его голова дернулась на старых, неиспользованных мышцах шеи, крошечное движение, которое он сделал впервые за десятилетия. Капитан заглянул в глаза Солусу и увидел там немой укор, затем позади него разорвало плазменный трубопровод, и Идеон видел, как Солус превратился в визжащий человеческий факел.
— Открыть огонь, — заревел он, перекрикивая шум, его голос исказился треском имплантированного вокскодера.
— По какой из целей? — Спросил орудийный сервитор, монотонный голос был необычным для диких эмоций битвы.
— По всем, — потребовал Идеон, и «Беллус» выстрелил сразу из всех орудий, отрастив иглы лазерного огня и ракет.
Навык управления прыжковым ранцем Рафена едва мог тягаться с искусством тренированных боевых братьев из штурмовых отделений, но его хватило, чтоб направить себя в гущу боя, отрывая от земли крутыми, прыгающими дугами оранжевого пламени. Он проворно уворачивался в воздухе, избегая ярких росчерков ракет и красных лучей лазерного огня. В высшей точке прыжка со сломанной зубчатой стены, он увидел отблеск сияющего золота и ослепляющего белого.
Он пролетел над землей, потратив мгновение, чтоб застрелить солдата-фанатика, затем со всей мощью снова взлетел. Он крутился и поворачивал, став управляемой ракетой. Рафен позволил ускоряющему ранцу извергнуть пламя и нацелил себя в центр разрушенного собора. От него остались только стены, места, где ранее были огромные своды витражей, теперь зияли стенающими провалами. Крыши не было, ее снесло какой-то давно затихшей взрывной волной и бесконечный, стремительный дождь каскадами изливался со сломанных каменных зубцов. Линии безголовых, расколотых пополам и разбитых статуй заполняли проходы и поперечные нефы. В некоторых местах мозаичный пол обвалился в находящиеся ниже склепы.
С шипящими искрами от ботинок приземлился Рафен и там, наполовину укрытые тенями огромного гранитного алтаря, он увидел распростертые белые крылья.
— Аркио, — его голос пронесся по всей длине разрушенного зала, — это должно закончиться сейчас же.
Его брат медлительно повернул в его сторону голову, золотая броня появилась из темноты. Там, где он был ранен, текла медленная, пурпурно-черная струйка крови, словно пролитое на грудь масло. Крошечные наросты темного вещества уродовали лицо и шею Аркио.
— Да, — нараспев произнес он, — должно.
И внезапно темноту пронзила неистовая волна желтого света, когда копье Телесто вернулось к жизни.
Глава двенадцатая
Когда он увидел своего брата, то почувствовал, как к горлу подступила желчь. Алебастровая кожа его лица, благородные аристократичные линии были как-то утонченно и жестоко искажены.
— Во что ты превратился? — Спросил он своего родного брата. Во взгляде Аркио было спокойствие.
— Тебе лучше знать, Рафен. В повелителя всех живых существ.
Дождь разбрызгивался вокруг него пока он выходил из теней и пересекал разрушенный неф церкви.
— Я избавился от всех сомнений.
Он небрежно махнул в сторону алтаря позади него. Вспыхнула широкая молния и осветила неф. Рафен задохнулся, когда увидел развалины статуи Императора, которую обезглавили одним ударом Святого копья.
— Твое богохульство не имеет границ? — Спросил он, трясясь от гнева. — Для тебя было недостаточно пойти против своего брата и своего ордена, и теперь ты пошел против самого Бога-Императора?
Аркио лениво отмахнулся гудящим копьем.
— Зачем мне нужны боги, когда я сам бог?
— Ты обманут, — Рафен пальцем ткнул в бок Аркио, где все еще гноился порез от меча, — если ты бог, почему ты истекаешь кровью как человек? Или, может быть, не человек… Может быть, затронутая варпом тварь, пешка Хаоса.
Аркио откинул голову и разразился смехом. Горькое веселье эхом отразилось от разломанных стен.
— Хаос? — Бросил он в сторону. — Детский ярлык для кое-чего, что вы никогда не поймете.
— Я достаточно понимаю, — заорал на него в ответ Рафен, — мой брат, моя родная кровь была отравлена варпом. Штель вел тебя к этому.
Он махнул мечом.
— Отрекись, Аркио. Пока еще есть время.
Золотая фигура расставили широко руки и с порывом ветра распахнулись крылья за спиной.
— Это не ересь и я не отрекусь, — прорычал он, — я открыл глаза, брат. И теперь знаю все… Людей и монстров, порядок и хаос…
Он указал копьем на небеса.
— Это просто слова. Нет правых и заблудших, нет черного и белого. Только сильные… и слабые.
— И кто, по-твоему, я?
Аркио проигнорировал его.
— Я не склоню колено перед Золотым Троном или Темными Богами. Я не присягну никому!
Он наклонил голову в сторону, отливающий металлом солнечный ореол позади головы сверкал в сиянии копья.
— Галактика склонится передо мной… Я буду повелителем!
— Этого не будет, — проскрежетал Рафен. Его пальцы сжали рукоять меча. Глаза Аркио сверкнули.
— Тогда я сожгу ее дотла, потушу каждую звезду, прерву любую жизнь, которая отвергнет меня.
На лице брата не отразилось ни единого колебания, ни йоты сомнений. Железная уверенность в словах Аркио заставила Рафена задохнуться.
— Ты безумец.
— Да? — Вздохнул он, — Это мы увидим.
Красное пламя вырвалось из прыжкового ранца Рафена, кидая его вперед, огонь облизнул стены разрушенного алтаря. Аркио двигался так быстро, что исчез размытым желто-белым пятном, они оба сокращали дистанцию вниз к нефу за удар сердца.
Они столкнулись с такой силой, что порыв ветра от удара свалил изящную колоннаду, вращаясь, оба отлетели от места столкновения по головокружительным траекториям. Крылья Аркио развернулись и пролетел мимо сломанной колонны, и ударом грома кинулся на Рафена. Его брат был ограничен стеной и использовал шипящую реактивную струю, чтоб повторить маневр врага. Они снова встретились в воздухе над нефом и промелькнули мимо друг друга, сверкнув клинками.
Рафен издал рев боли, когда раскаленное навершие копья разрезало его бедро, веером разбрызгивая кровь. Аркио вильнул и пробил обелиск, когда силовой меч Рафена разорвал соединительные кабеля на его правом наплечнике, но не достал до плоти. Золотая полусфера из металла и керамита брони пролетела вихрем и загрохотала в тенях. Рабочая жидкость потекла по руке и разрезанная пластиформенная мускулатура дернулась.
Рафен тяжело приземлился и открыл огонь из болт-пистолета, переключив режим огня на непрерывную стрельбу. Снаряды с треском вылетали из дула, фонтаном мерцающей меди отлетали стрелянные гильзы. Раскаленные оболочки, застучали по каменному полу, шипя при попадании в лужи дождевой воды. Аркио метался и кружил между останков колон и дуговыми балками крыши, выстрелы Рафена отрывали куски древней каменной кладки стен церкви. Он захватил своего брата в вилку из града снарядов, несколько удачный попаданий шлепнули по броне и отрикошетили, разбрасывая оранжевые брызги искр.