Объяснение вышло бурным.
Никогда еще Катти Таум не видела брата в такой ярости.
Впрочем, и самой ей было впору закричать и затопать ногами на бессовестного старика, отбиравшего у нее единственное утешение. Человека, который понял ее, отнесся к ней по-доброму, с которым так хотелось еще поговорить по душам, но пока, из-за обилия работы, не удавалось…
Она молчала, конечно. Зато Корхис вопил как резаный:
– Какого дьявола?! Это мой парень!
– Мало тебе парней в твоей деревне? – ревел в ответ медведем Папаша Муниц. – На побегушках в кабаке любой дурак может!.. А в театре – шиш!
– Не твое дело, кто чего может, туша окаянная! Верни мальчишку, у меня с ним договор!
– Был договор да вышел!..
– Ворюга! Хорек!
– Дубина косорылая, проглот зажравшийся!..
Хорошо еще, происходило это после закрытия трактира… Катти мышкой сидела в уголке, дожидаясь развязки.
Под конец антрепренер заявил, что ноги его не будет в «Веселой утке», пока хозяином в ней остается пучеглазый баран, не ценящий искусства, а трактирщик пригрозил подсыпать ненасытному прохиндею яду в вино, коли тот еще рискнет появиться.
Вышел Папаша Муниц, хлопнув дверью так, что та треснула.
Катти, зная, что брат сейчас же начнет искать, на ком бы сорвать негодование, тихонько выскользнула из зала в кухню, а оттуда – в огород.
В кои-то веки ей было не до грязной посуды и вороха нестиранных полотенец. Понять бы, что делать дальше – без единственного человека, который мог ее поддержать… И, усевшись в темноте на крыльцо, она попыталась собраться с мыслями.
Что-то странное творилось с ее сердцем – в нем росло и ширилось непонятное, противоречивое чувство. Предвещавшее взрыв то ли отчаяния, то ли счастья. Но думать это не мешало. Наоборот, мысли ее были ясны и четки.
За прошедшие после разговора с Волчком два дня она окончательно решилась на отъезд. Обдумала письмо, которое оставит мужу. Начала даже потихоньку собирать вещи в дорогу. Только адреса книжной лавки в Юве, о которой говорил Волчок, не знала. И, стало быть, теперь ей непременно нужно было с ним встретиться. Где и когда?… Послать, что ли, завтра кого-то из племянников вызнать, в какой гостинице поселились актеры? И передать для Волчка записку? Или пойти к нему самой… не все ли равно, что станут говорить и думать о ней почтенные байемцы?
И без того посмешище всего города… разве способно ее сейчас спасти какое-то трусливое благоразумие?
Нет…
И – как будто короткое слово это подтолкнуло вызревавшее непонятное чувство – Катти Таум с головы до пят охватила радость освобождения. Словно треснул вдруг и рассыпался кокон, в котором давно уже задыхалась гусеница, и новое, преображенное создание Божье смогло наконец расправить крылья. В единый миг она почувствовала себя другим человеком. Бесстрашным, сильным. Знающим, чего хочет. И поняла, что отправится к Волчку сама – хотя бы и среди бела дня, у всех на глазах.
Ведь и правда – все равно.
С легким сердцем Катти запрокинула голову, улыбнулась звездному небу. Вдохнула полной грудью душистый вечерний воздух.
Тут что-то зашуршало в темноте, через невысокую изгородь возле зеленных грядок перемахнула легкая быстрая тень. Послышался мягкий голос:
– Так и знал, что найду вас здесь, на крылечке, – и в следующий миг перед Катти появился Волчок. – Добрый вечер, кру Таум!
Она вскочила на ноги.
– Вы!..
– Я напугал вас? – тут же обеспокоился он.
– Нет, нет… просто я только что думала о вас…
– Решили, уйду не попрощавшись? Ну что вы, я заглянул бы к вам в любом случае. Даже если бы не оставил здесь свои вещи.
– Правда?
– Да.
– Но… почему? – Мысли Катти несколько смешались.
– Не поверите, – усмехнулся он, – за эти дни… вы смогли внушить мне искреннее уважение. Я надеялся даже, что мы можем стать друзьями.
Щеки Катти вспыхнули.
– Правда? – снова пролепетала она.
Волчок покачал головой.
– Зачем бы мне лгать?
– Вы – добрый человек. Возможно, жалеете меня…
Он тихо, протяжно засмеялся.
– Катти… вы хоть заметили, что из всех ваших домочадцев вы единственная, кто обращается к наемному работнику на «вы»?
Она смутилась еще сильней.
– «Пестры, богаты Божии стада», – продекламировал он нараспев какие-то незнакомые ей стихи, – «всех выделок и статей, и мастей. Мы узнаём друг друга без труда – мы из породы черных лебедей»… – и заключил: – Цены вы себе не знаете. Но ничего, все впереди… Вы подумали над моим предложением?