Воспоминания захватили его с головой.
Он снова был мальчишкой и ворочался без сна на жесткой лавке, пока проглоченная по беспечности волшебная трава не вознесла его глупую детскую душу в невообразимое царство света. Теперь, будучи умудрен знаниями, он понимал, насколько это было опасно – ведь обратно душа могла и не вернуться! Но вновь, переживая сказочный полет, испытал он восторг и замирание и вновь, узрев перед собою мысленным взором сверкающий горшок с райским цветком, захотел его, как и тогда, всем сердцем…
Когда через некоторое время открыл Трифон Петрович глаза, в руках у него был красиво расписанный глиняный горшок. Чрезвычайно похожий на тот, что нашел он сорок с лишним лет назад посреди своей каморки.
Знахарь грустно усмехнулся, припомнив, как раздобрилась ни с того ни с сего скареда-купчиха. Не пожалела для усердного лекаря приглянувшегося ему горшочка… Что ж, какая-никакая, а память о былом.
Он отставил купчихин подарок в сторону, встал на ноги, потянулся. И тут заметил на столе бумагу, на которой собственной его рукой было что-то написано. Что – он не помнил. Заглянул в нее и с изумлением прочел: «Купчиха подарила мне золотой перстень. Я сейчас попытаюсь превратить его мечтою в цветочный горшок. И ежели у меня и впрямь горшок появится или что другое, а перстень исчезнет, – значит, это тот самый предмет и есть, который из царства света. Вещь удивительная, конечно, и весьма чудесная, но, сколь я понимаю, вредная для людского здоровья. Кто-нибудь из прежних ее хозяев мог и помереть от неведомой хвори. И лучше бы эту вещь уничтожить».
В голове у Трифона Петровича разом прояснилось. Он вспомнил все и невольно содрогнулся, сообразив, что было бы, не напиши он этой памятки. Так ведь и считал бы горшок подарком от купчихи… как Наденька в свое время – подарком от него самого белую шаль. И держал бы опасную вещь у себя в доме, пока не захворал бы…
Невероятная догадка не обманула. Это и вправду оказался колдовской предмет из иного мира – приносящий сперва удачу, потом болезнь, – который вернулся к своему первому хозяину через столько лет!
И который надо бы уничтожить.
Трифон Петрович снова взял со стола горшок, повертел в руках. Выглядел тот совершенно обыкновенным и безобидным с виду – хоть сейчас сажай цветы и ни о чем не печалься!
Знахарь поневоле заколебался. Может быть, он все-таки ошибается? И никакой опасности для людей в этом предмете нету, а хозяева его прежние болели по другим причинам?…
Сомневался Трифон Петрович целую неделю. Считал прибывающее число кошек у своего крыльца… А потом все же собрался и поехал с колдовским горшком в родимое Теребеньково.
Там, зайдя поглубже в окружающий деревню лес, отыскал он крутой и непролазный овраг. Кое-как – где ползком, где согнувшись в три погибели – спустился туда и схоронил горшок в сырых зарослях папоротника.
Уничтожить его – то бишь разбить и закопать черепки – Трифон Петрович не решился. Ну, не поднималась у него рука на исполненную незнаемых чудес вещь из иного мира, хоть убей! Понадеялся он на то, что никто и никогда не забредет в тот овраг, а со временем горшок сам зарастет травою. Дожди его землей замоют, ветры листвой заметут…
Из оврага он насилу выбрался. И уехал домой, в Петербург, сделав вроде бы достаточно для того, чтобы избавить людей от опасного предмета и успокоить свою собственную душу.
Душа, однако, успокаиваться не захотела.
Ныла и ныла… и корил себя Трифон Петрович неоднократно за то, что не собрался с духом хотя бы зарыть горшок в землю. А ну как занесут все-таки черти кого-нибудь в овраг?… И еще через неделю поспешил он снова в Теребеньково, довести свое богоугодное дело до конца.
Но, увы, опоздал.
Аленка, собиравшая близ оврага чернику, лезть в него, конечно, не думала. Она просто упала туда, оскользнувшись на обрыве. И покуда до дна докатилась, не только всю ягоду рассыпала, но и лукошко потеряла.
Было Аленке всего шесть лет, и она не слишком удивилась тому, что не переломала себе, летя кубарем, ни рук, ни ног и даже почти не оцарапалась. Девчушка полежала, опоминаясь, в зарослях папоротника, потом встала на четвереньки и прямо перед носом узрела расписной глиняный горшок.
Такой красоты она отродясь не видала…
Аленка не долго думая обеими руками ухватилась за горшок и, пыхтя, выволокла его из зарослей. «Мамке снесу. Вот, поди, обрадуется!»
В отличие от Трифона Петровича, который еле вылез из этого оврага, она сразу обнаружила тропинку, крутую, но удобную, и через несколько минут была уже наверху. Только там вспомнила о потерянном лукошке, но не огорчилась. Зато вон чего нашла!..